Адрес личного счастья - [74]

А зачем? Когда можно тщательно отмерить на весах необходимые химикаты, правильно растворить их в подходящей по жесткости воде и подогретой до требуемой температуры. (Температура упомянута не ради красного словца; это действительно важно для качества будущего снимка! Конечно, вы тут скажете, что можно и расфасованным проявителем воспользоваться — мороки меньше! А еще будет меньше, если взять пленку и отдать в ателье, там и проявят ее, и даже карточки вам напечатают, но я так никогда не поступаю, и вообще это уже совсем другой вопрос.) Словом, в результате таким вот образом затраченных усилий и появляется неопровержимое утверждение, что кто-то там, находясь в каком-то пространстве, держал в руке, допустим, бокал с кефиром и говорил какие-то речи, а глаза у него в тот навсегда ушедший миг были ясными, ум — трезвым. Ничего не надо припоминать, ни в чем не надо сомневаться — фотография добросовестный свидетель, хотя его показания и ложатся на плоскость, он оперирует двухмерным пространством.

Однако я и тут не могу не уточнить то обстоятельство, что сам фотографирую вовсе не для того, чтобы привлекать свои любительские работы в качестве свидетелей, а просто рассчитываю доставить невинное удовольствие тому, кто иногда попадает в объектив моего «Зенита-Е»: мол, вот смотри, это, значит, ты! Или чтоб на досуге показать другу: вот это, значит, мой автопортрет. Сидел дома, дурачился, сам себя фотографировал при помощи автоспуска.

Да, так вот Игорь знал, что дома у меня подобралась кое-какая техника и, стало быть, осуществить его просьбу вполне возможно. Я, конечно, поотнекивался для приличия, но в конце концов согласился помочь, тем более что речь шла не об осточертевшем мне искусстве для искусства, когда бьешся-бьешся и сам уже не знаешь, чего же ты хочешь… а о деле простом и ясном, конкретная польза от которого вот она — вся на виду.

Правда, тут я еще не успел сказать, что было и такое время, когда мое фотоувлечение встречало столь язвительные насмешки, что я уже при малейшем намеке бесился, доставляя, разумеется, великое удовольствие окружающим. Прошло довольно долгое время, пока я понял, в чем тут дело; и, конечно, оказалось все до банального обидно: предмет твоей страсти прекрасно возвышает тебя в собственных глазах, и все это просто замечательно, но только до тех пор, пока ты ценишь саму страсть, а не свое возвышение над прочими. Хочешь ты того или нет, а «прочие» видят тебя насквозь, и причина их иронии — не что иное, как твоя собственная глупость; люби себе на здоровье футбол, рыбалку, марки — тебе слова не скажут, если сам не будешь пыжиться и считать в этом деле свое мнение непререкаемым, окончательным.

2

Таким вот образом я как-то и зашел после работы к Игорю домой за этими его фото. И сначала мы, кажется, просто слушали, лениво ругая, пошлые пластинки и пили чай. Там, правда, не все подряд было так уж пошло, но когда поют тебе без конца «любовь-любовь», а что — «любовь», понять совершенно невозможно, так это просто раздражает. Игорь наконец прямо так и сказал:

— Хватит этой любви, я лучше покажу тебе фотографии, да?.. Ты сам и отберешь, какие захочешь…

Фотографий у Игоря оказалось довольно много. Но сразу обнаружилось, что одни нравились ему, другие — мне, он перебирал их, я протягивал за ними руку, а он говорил: «Та, ерунда!» — и снова засовывал в общую кучу. А некоторые подавал с улыбкой, с удовольствием: «Вот, тоже посмотри…»

Снимки хранились у него не только в альбоме, многие лежали просто россыпью в черных пакетах из-под фотобумаги. Игорь разрешил мне взять только часть, а были там и такие, которые он особенно не афишировал. Например, случайно промелькнула красивая такая девушка, которая смотрела удивленно и прямо в объектив большими артистическими глазами, то есть она смотрела в глаза как раз тому, кто на нее смотрит… Игорь отозвался о ней пренебрежительно и сразу спрятал. Я было подумал, что он просто стесняется ее наготы, но потом это фото как-то случайно еще пару раз промелькнуло, и я догадался, что это всего лишь репродукции из журнала, И, стало быть, Игорь вообще с этой девушкой незнаком.

С Игорем мы живем неподалеку друг от друга, так что домой я шел всего-то минут пятнадцать — двадцать. Но за это время фотографии, которые я нес с собой, будто вдруг налились какой-то тяжестью и даже начали странно придавливать меня. «Ну да, я понимаю: все это живые люди, у них там какие-то свои судьбы… ну… так что же?.. Какое мне-то до них дело?.. — успокаивал я себя. — Вот приду сейчас домой, сварю кашу, поем, потом настрою штатив, подберу объектив, установлю камеру, подключу лампы и отщелкаю сразу всю пленку — всей мороки на час!» И тут же укорил себя: «Ну зачем же так формально и казенно: «…отщелкаю пленку…» И слова-то не твои! Ведь ты же сам прекрасно понимаешь, что фотографии надо рассортировать, просмотреть хотя бы… если не изучить… Их понять ведь надо, так?.. Наверняка удастся выявить какие-то закономерности… может, даже сюжет возникнет… Все-таки ты любитель, а не ремесленник за деньги! Уважать себя надо!… Или как?..»