Адрес личного счастья - [34]

— Николай Павлович… Мы ведь договаривались, что вы больше не будете подкарауливать меня по утрам.

В глазах просителя — отчаяние. Едва слышно он выговаривает:

— Если бы вы только знали, Анатолий Егорович, как мне самому надоело унижаться! За двадцать лет я столько поклонов отвесил… мне даже ночью приснилось как-то, что я все время кланяюсь, кланяюсь, кланяюсь… и будто не могу от этого избавиться, а врачи говорят: «Неизлечимо, неизлечимо…» Кошмарный сон!

Мазур открыл кабинет, пропустил посетителя, вошел сам и сел за свой стол. Руками он энергично провел по лицу, словно помогая себе таким образом снять усталость и собраться с мыслями.

— Ну что ж я вам скажу, дорогой мой Николай Павлович…

Посетитель так напряженно умоляюще смотрел на него, что Мазур раздраженно произнес:

— Да пройдите вы и сядьте, в конце-то концов! Ни от вас, ни от меня ничего уже здесь не зависит!

Дрожащими губами тот выговаривает:

— Значит… значит, это правда, что именно у нас вы забираете сто полувагонов для шабановцев? Боюсь даже верить, Анатолий Егорович… Боюсь…

Мазур упрямо наклоняет голову и жестко вздыхает:

— Да.

И тут проситель, кажется, бросится на Мазура, но вдруг, словно споткнувшись, он идет к столу и обреченно садится, опустошенно смотрит в одну точку и как-то страшновато молчит, здесь ощущается чуть ли не патологическое безразличие.

— Что с вами? — строго спрашивает Мазур, но тот безмолвен, и НОД встает, наливает воды в стакан, ставит перед ним: — Выпейте и возьмите себя в руки! Что это за… — он брезгливо взмахивает рукой, не находя слов.

— Мне… нельзя пить воду… — произносит наконец посетитель, и Мазур удивленно поднимает брови. — У меня одна почка… — поясняет гость, — после операции…

После долгой паузы Мазур наконец смотрит на часы: восемь тридцать. Может, Ревенко уже на месте? Он медленно снимает трубку и нажимает клавишу на коммутаторе:

— Александр Викторович?.. Это Мазур. Доброе утро. — НОД смотрит на своего посетителя и тяжко спрашивает у Ревенко: — Так что будем делать, Александр Викторович, с полувагонами для Шабановского отделения?

— М-да… — невнятно мычит Ревенко, потому что как раз в этот момент к нему вошел радостно возбужденный Сергей Павлович Нырков, он торжественно нес большой и красивый пакет.

— А ведь выполнили немцы обещание! Помните, Александр Викторович, делегация у нас была? Так вот это лично для вас — сувенир! Доставлен с оказией из-Москвы!

Ревенко жестом предлагает Ныркову сесть, а из динамика слышится голос Мазура:

— Я прошу вас… очень, Александр Викторович… — Он говорит это почти с болью.

Начальник дороги вопросительно взглядывает на Сергея Павловича, но тот интригующе показывает на красочный пакет и азартно спрашивает:

— Открыть?..

Ревенко мямлит в трубку:

— Гм… гэ… нельзя, это дело, менять приказы… Развалим, значит, дисциплину… на дороге. А у нас, это-дело, и так…

— Александр Викторович, я прошу… хотя бы… пятьдесят… снять с меня…

— Занят я сейчас… Перезвони, значит. Через десять минут. — Ревенко вешает трубку, рассматривает пакет и объясняет Ныркову: — Ишь как запел… когда хвост прищемили! Куда и гонор делся… — Он равнодушно вернул пакет Сергею Павловичу и снисходительно разрешил: — Ну открой, это дело, посмотрим, раз тебе невтерпеж!

Нырков бережно изучает пакет, примериваясь, как бы поаккуратнее его вскрыть, и, словно бы продлевая удовольствие в предвкушении приятного сюрприза, восторженно произносит:

— Вот умеют же из ничего конфетку сделать! Внутри небось чепуха какая-нибудь, а упаковка — ахнешь! Очень мне это напоминает знаете что?.. — Нырков пренебрежительно отшвыривает пакет, и Ревенко смотрит на него с явным недоумением. А Сергей Павлович назидательно поднимает указательный палец и почти торжественно провозглашает: — Наше хваленое Узловское отделение! Да, именно такую лощеную упаковку мы с вами, Александр Викторович, и создали Мазуру! А теперь что?.. Нам остается сидеть и ждать, когда нас с вами выбросят на свалку… потому только, что мы-то не такие красивые, не такие модные, как вот это… — В азарте Нырков перебрасывает пакет куда-то в самое дальнее кресло. И продолжает: — Ну скажите, Александр Викторович, сами-то вы верите в этот миф, который мы же и создали?

— В какой еще миф?..

— В миф под названием «передовое Узловское отделение»! В этот фирменный пакет с крупным шрифтом Мазур!

— Гм… Гэ!.. Ну-ну!

— В порядке подготовки к бюро обкома партии, то есть прежде чем популяризировать Мазура в лощеной упаковке, я предлагаю нечто весьма естественное — для начала самим убедиться, а что ж там в пакете лежит? Давайте же наконец изучим саму деятельность Узловского отделения, а уж потом будем делать рекламу его передовому опыту. Создадим комиссию, квалифицированную и… элементарно проанализируем! Вот и все!

— Гм… ну что ж… это да… Это можно… Но вопрос-то будет слушаться когда?

— Тогда, когда мы подготовимся. А сейчас возьмите и позвоните прямо Бутыреву.

— И что?

— Ничего. Предложите перенести вопрос на следующее бюро. Мол, мы просто организационно не успеваем. А я свяжусь с ЦК профсоюза. У области своих-то проблем сколько! По полгода очереди ждут! Нам с вами еще и спасибо скажут, что мы помогли разобраться с вопросом.