Адмиралы Бутаковы — флотская слава России - [9]

По торжественным случаям открывали консервы с супом и мясом Консервы представляли собой тяжёлые большие железные банки, покрытые тонким слоем жести. Открывали их с помощью долота и молотка. Стоили консервы дорого, поскольку их изготавливали тогда на английской фабрике вручную. Вкус был такой, что мы с вами их есть не стали бы. Но в плавании консервы были лакомством, потому их и ели по праздникам. Сухари и галеты были заражены долгоносиком Чтобы как-то очистить продукты от насекомых, клали в бочку с галетами или сухарями пойманную рыбу. Чтобы полакомиться мясом, долгоносики выбирались из своих гнёзд и устремлялись к рыбе, которую потом выбрасывали вместе с любителями поживиться. Как люди выживали при такой еде и тяжёлой работе на паруснике, только диву даёшься. Юнкер, у которого была нетрадиционная сексуальная ориентация, скрашивал себе жизнь, создав целый гарем из двух унтер-офицеров и матроса Один из них постоянно жил у него в каюте. На берегу капитан не стеснялся гулять в обнимку с кем-нибудь из своих «возлюбленных», селил их вместе с собой в гостиницы. Офицеры кипели от возмущения, но сделать ничего не могли. Любой их протест мог быть истолкован как попытка бунта.

На мысе Доброй Надежды, в Капштадте, Юнкер продолжил береговые оргии с участием своих пассий и в течение трёх недель не появлялся на судне, пока офицеры под руководством Алексея Бутакова готовили транспорт к переходу через Индийский океан. Жили впроголодь. Выручала только дешевизна сушёного винограда. Он заменял завтрак, обед и ужин. На солонину не хотелось даже смотреть. 20 февраля 1841 года оставили берега африканского континента.

Индийский океан встретил такими ветрами, что на матросах, работавших на мачтах, рвало рубашки. В последний день марта ночью внезапно налетел шторм Матросы и офицеры с трудом спустились с мачт, где убирали паруса. По палубе можно было ходить, только держась за натянутые леера. Транспорт «Або» имел водоизмещение 800 тонн и длину 39 метров. Чем меньше судно, тем больше его болтает. В этом на себе пришлось однажды убедиться конструкторам КБ, где трудился в военной приёмке автор, и представителю военной приёмки, когда определяли в натурных условиях на Севере, удерживаются ли при штормовой погоде ленты с патронами на стеллажах зенитной артустановки пограничного корабля. Шторм, в который попал «Або», превратился в ураган. Транспорт несло со скоростью двенадцать с половиной узлов (12,5 мили в час) только за счёт снастей, все паруса были убраны.

Судно содрогалось, казалось, дрожала каждая дощечка в палубе. Вокруг вздымались горы ослепительной белой пены. Только потом моряки поняли, что это светились мириады моллюсков. Ураган сопровождался сильнейшим ливнем. Под ветром струи воды стали горизонтальными, ослепляя людей. Потом море и небо слились в один непроницаемый мрак, разрываемый фиолетовым светом молний. Раскаты грома не различались в общей какофонии звуков. И вот здесь раскрылся морской талант Юнкера — он показал себя великолепным моряком Капитан бесстрашно и уверенно командовал судном. По его приказанию у штурвала поставили двух самых сильных рулевых и по четыре человека с каждого борта на тали, которыми управляют рулём в случае его повреждения. Только так удавалось удерживать «Або» по курсу. Воды на палубе было по пояс Несколько раз черпали бортом, вода не успевала стекать в шпигаты, а вкатившийся с кормы вал едва не смёл всех с палубы. Этот ужас длился два с половиной часа. Рухнула грот-мачта (вторая мачта, считая от носа). Когда она падала, по команде Юнкера успели перерубить удерживавшие её канаты, чтобы судно не перевернуло. Следом за ней на правую сторону упала фор-стеньга (часть носовой мачты), к счастью, никого не убив. Исчез, будто его и никогда и не было, утлегарь (часть горизонтального дерева, выдающегося с носа судна). Вся команда отчаянно сражалась со стихией за жизнь судна и за свои собственные жизни. Им удалось выстоять. В шестом часу утра занялась заря, и ветер начал стихать. Транспорт оказался в ужасном состоянии. Поставили из подручного материала временный, или, как его называют моряки, фальшивый рангоут, с помощью которого кое-как дошли до Малазийского архипелага в Сингапур.

В порту Юнкер признался Бутакову, что денег на ремонт судна нет, да и вообще нет ни на что, даже на продовольствие. К русским морякам в городе все сразу утратили всякий интерес Русского консула в городе не было, значит, и занять было не у кого. Вот тогда-то офицеры транспорта по-настоящему осознали размер бедствия и поняли, во что их втянул капитан, когда в портовых кабаках небрежно швыряли деньгами в счёт будущего жалованья. Но, по крайней мере, то были личные, хотя и не совсем законно, раньше времени, полученные деньги, и всё же не казённые, которые все успел промотать Юнкер. Моряки чувствовали и свою вину, понимали, что были косвенными соучастниками преступления, растрачивая то, что им было ещё не положено. Ситуация сложилась дряннее некуда Юнкер отсиживался в каюте, о своих намерениях он не ставил в известность Бутакова Тогда на общем совете офицеров в кают-компании под председательством Бутакова решили, что выход остаётся только один: идти к каким-нибудь близлежащим необитаемым островам и там вырубить деревья, необходимые для ремонта. Бутаков доложил это предложение командиру, и Юнкер с облегчением согласился с мнением офицеров. Такими ближайшими к Сингапуру островами оказались Никобарские острова. 25 апреля прибыли к острову Нанковри. Места неизвестные, карты непроверенные, но, делая непрерывно промеры глубин, втиснулись между островами так, чтобы не видно было с моря. Юнкер снова не сходил с мостика, пока не стали на якорь. Все понимали: афишировать здесь своё появление не стоит.