РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
Бондарев Ю. В.
Борзунов С. М.
Злобин Г. П.
Ильин С. К.
Пузиков А. И.
Синельников В. М.
Сурков А. А.
Туркин В. П.
Работая над этой книгой, я в мыслях обращался ко многим людям. У них я находил ответы на мучившие меня вопросы, они подсказывали мне неожиданные решения, воодушевляли меня...
Георгий Димитров. Период движения Сопротивления будет вписан золотыми буквами в историю нашей партии и нашего народа.
Вапцаров.
Но расскажи простою речью
бойцам, идущим нам на смену,
что мы за счастье человечье
боролись стойко, неизменно
[1].
Плутарх. Я заранее хочу обратиться к читателям с одной просьбой: пусть они не осудят меня за то, что не изложу подробно одно за другим все их дела, а расскажу о них кратко: ведь я пишу не исторический трактат, а биографический очерк, и добродетельная или порочная натура необязательно проявляется в великих делах. В какой-нибудь мелочи, в одной малозначащей фразе или шутке человеческий характер часто проявляется лучше, чем в кровопролитных битвах, в столкновениях армий и осадах.
Левский. Время — в нас, а мы — во времени, оно изменяет нас, а мы преобразуем его.
Антуан де Сент Экзюпери. Только когда мы осмыслим свою роль на земле, пусть самую скромную и незаметную, только тогда мы будем счастливы. Только тогда мы сможем жить и умереть спокойно, ибо то, что придает смысл жизни, придает смысл и смерти.
Захарий Стоянов. ...Для меня святой истиной было мое знамя.
Хемингуэй. Но человек создан не для того, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но так и не победить его.
Неизвестный автор. («Приписка в октоихе»[2], XIV век.) Если из-за бедности моего ума что-нибудь написано неверно или неточно — а иногда мой ум посещают лукавые мысли, — вы, которых господь благословил умом, чтобы понять это писание, когда читаете, благословляйте, а не проклинайте, и с вашей помощью мои ошибки будут исправлены, и, может быть, господь избавит меня от геенны в тот день, который наступит, и скажет: «Да воздастся вам по делам вашим».
...И я работал и слышал все новые голоса разума, надежд и человеческого сочувствия.
ДО СВИДАНИЯ, ЛИЛА! УВЫ — ПРОЩАЙ...
Я шел с безразличным, беззаботным видом, но замечал все, что происходило вокруг. В эти ранние вечерние часы жители Алдомировской[3] находились в своих садиках. Низкий зеленый штакетник или изгородь из металлической сетки не скрывали от постороннего взгляда весь их несложный быт: цветы вокруг домов; дорожки, посыпанные мелкой галькой; грядки лука, молодые фруктовые деревья. Вот двое мужчин играют в кости под навесом, увитым виноградом, невидимые в косматых лапах лоз. «Что, если эти вздумают ему помочь?..»
...Тот все время тащился за мной на порядочном расстоянии по другой стороне улицы. Наивная хитрость!
Какая-то красотка с красной гвоздикой в черных волосах стирает и с довольным видом посматривает на прохожих; ее декольте позволяет кое-что разглядеть. И вот эти друзья чувствуют себя хорошо — огурчики, водочка. Производят впечатление симпатичных людей...
На пересечении с улицей Враня мальчишки с такой яростью пинают тряпичный мяч, что кажется, будто это самая ненавистная для них вещь. Стоит оглушительный крик. Посмотрите только на этого сорванца: поддерживая рукой штаны, он во весь дух мчится за мячом.
Я вижу своего преследователя и не оборачиваясь, но здесь можно себе позволить и оглянуться. Какая противная рожа! А ведь еще совсем молодой! Как может юноша стать агентом? Где он приклеился ко мне? Казалось, я был вне подозрений, и вот тебе!..
Со стороны центральной тюрьмы идет Лиляна. Как бы он не узнал ее, негодяй! Поверни назад, Лила, беги!
Грозно нахмурив брови, я киваю ей: «Назад, за мной — хвост!» Однако она улыбается. Не поняла меня, что ли?
— Этот тип за мной... — цежу я сквозь зубы, когда она преграждает мне дорогу. — Да, совершенно верно, это улица Враня! — говорю я этой «неизвестной» гражданке и продолжаю свой путь.
— Подожди, всем бы типам быть такими, как он.
Она берет меня под руку, и мы идем навстречу незнакомцу. Лила подхватывает под руку и его и звонко смеется:
— Вот как! Меня провожают два кавалера.
Я не ожидал такой комбинированной встречи. Почему она не предупредила меня? Теперь она уже говорит тихо, по-деловому, ее слова звучат как приказ:
— Объясни товарищу все! — Она сжала его локоть, а потом мой: — Слушай внимательно!
Внимательно? Такие вещи человек слушает всем своим существом! «Значит, так... В поезде мы делаем вид, что не знаем друг друга. Выходим в Саранцах. Я все время следую за ним и присоединяюсь к нему, лишь когда пройдем село...»
Надо запомнить это смуглое лицо с выпяченными, будто он сердится на кого-то, губами. Очень симпатичный парень! Как я узнал позднее, его звали Начо. Он был кумиром ботевградской молодежи. Тогда я знал лишь одно: он отведет меня в отряд. Партизан! И спустился с гор в Софию? Удивительно!
Когда мы остались вдвоем, Лиляна обняла меня за плечи.
— Эх, братец, ты уходишь в горы, на свободу! Как же я тебе завидую!..
Я с благодарностью сжал ее руку. И мог продолжить за нее: приходит конец этому ужасу — ждать пулю в спину из-за каждого угла, каждый вечер искать место для ночлега, а утром думать, что очутился в западне! Да, конец, но только для меня, а она остается здесь... Мне хотелось кричать от радости, но я молчал. Что бы я ни сказал, пусть совершенно искренне, прозвучало бы эгоистично. Лила и так все понимает, и слова не нужны.