Адмиралы Бутаковы — флотская слава России - [8]

Искать ангелов среди моряков — занятие несерьезное, но здесь, как показали последующие события, в роли капитана оказался сам нечистый. Молодые офицеры с «Або» получили воспитание не в пансионе благородных девиц. Сами были не прочь погулять, но всему своё время. На первом месте у военных моряков всегда стояла служба. Капитана между собой осуждали вовсе не за кутёж в столице, а за неисполнение своих обязанностей. В редкие свободные часы во время подготовки транспорта к плаванию молодёжь тоже деятельно отдыхала от корабельных трудов. Деньги летели по ветру, как осенние листья. Юнкер иногда наведывался в Кронштадт, но не за тем, чтобы заняться делом, а для того, чтобы в очередной раз заглянуть в денежный сундук.

В те времена командиру корабля при отправлении в кругосветное плавание выдавали сразу кругленькую сумму в звонкой монете и в векселях самых известных банков мира. В неё входили двухгодовое жалованье офицеров и команды, деньги на закупку продовольствия, медикаментов, на ремонт и экстраординарные расходы. Судовой денежный сундук хранился у капитана, и охранял его у дверей капитанской каюты часовой. Лейтенанты и мичманы пользовались появлением Юнкера, чтобы занять у него денег в счёт будущих периодов выплат жалованья. Дело это совершенно незаконное, и капитан-лейтенанту следовало приструнить подчинённых. Но Юнкер никому не отказывал, вёл себя как Аладдин, внезапно обнаруживший пещеру с золотом, даже поощрял: «Почему бы и не погулять, дело молодое, вот, мол, я в ваши годы…» Разница заключалась в том, что Юнкер проматывал казённые деньги, а лейтенанты и мичманы — своё будущее жалованье. Капитан-лейтенант давал в долг с лёгкостью необыкновенной, как будто денежный сундук был бездонным Часовой у капитанской каюты, охранявший казну, был бутафорией, защитить её от главного расхитителя он не мог.

Перед отправлением из Кронштадта моряки при горячем участии Юнкера закатили грандиозный прощальный обед. Готовили повара, доставленные из Петербурга Присутствовало множество друзей и знакомых. Обошлось это удовольствие в 3000 рублей — сумму невероятную по тем временам Цыганский хор и дамы полусвета помогли офицерскому составу расстаться с остатками лейтенантских и мичманских жалований. Теперь все сидели на крючке у капитана Даже если б кто и захотел в будущем списаться с корабля — это было исключено. Все находились по уши в долгах у Юнкера, а, точнее, перед казной. Отдавать же было нечем. Алексей Бутаков, увы, тоже не оказался исключением. В качестве его оправдания, напомню, что старшему офицеру стукнуло тогда всего лишь 24 года 5 сентября 1840 года пароход «Геркулес», вся мощь которого заключалась в его гордом имени, взял «Або» на буксир и, извергая огромные клубы чёрного дыма, натужно потащил транспорт до Толбухина маяка Там вступили под паруса. Первой портовой стоянкой был Копенгаген.

Обычно у датчан покупали недостающие карты, навигационные инструменты, пополняли провизию. От силы это занимало дня три. Юнкер убыл на берег и … пропал. Бутаков не на шутку обеспокоился. Стали искать капитана на берегу. Следы его нашлись через две недели в самой шикарной гостинице города О том, как он пировал и каким оказался щедрым, с восторгом и завистью поведали морякам «Або» офицеры с английского фрегата, которым посчастливилось оказаться с Юнкером в одном ресторане. Гулять так гулять! Англичане остались с глубоким убеждением, что у русских любой мичман получает, как английский адмирал. Весь экипаж скучал на судне. Плавание только начиналось, а от жалованья уже осталось меньше половины. С пустыми карманами на берегу делать было нечего, поэтому и торчали на судне. Наконец объявился не совсем протрезвевший капитан. Он отдал Бутакову приказание выйти в море, а сам удалился в каюту отсыпаться, объявив, что возлагает на Алексея Ивановича свои обязанности. Плавание продолжилось. 10 октября пришли в Портсмут. Северное море крепко потрепало судно, поэтому работ по устранению повреждений от шторма хватило и команде, и портовым служащим. Провизию поставлял англичанин Джон Кеттлер, незамедлительно объявившийся на судне в день его прихода в гавань. Солидный полный джентльмен предъявил пачку рекомендательных писем от русских капитанов. Но едва ли стоило их все показывать: некоторые рекомендации написали большие шутники. С крепкими морскими словечками и хорошо знакомыми русскому уху выражениями, они рекомендовали не слишком доверять предъявителю. Разочаровывать англичанина не стали, советы предшественников учли и в свою очередь оставили не менее красочно изложенное рекомендательное письмо.

В Портсмуте быстро обзавелись знакомствами с англичанками. Лихие портовые девицы не раз побывали на судне, с ловкостью обезьян карабкаясь по штормтрапу (верёвочной лестнице с деревянными ступеньками. — Примеч. авт.). Они оставили массу приятных воспоминаний морякам и много забот судовому лекарю. Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Наступила пора расстаться с гостеприимной Англией и её любвеобильными жительницами. В Портсмуте Юнкер жил в гостинице и проводил время отнюдь не хуже, чем Копенгагене. До Канарских островов дошли без особых приключений. Но зато по приходе к Тенерифу капитан вновь сорвался с тормозов. Он устраивал на берегу дикие кутежи, по обыкновению заканчивавшиеся грандиозными драками, в которые умело вовлекал всех присутствовавших. Так и представляешь себе сцену в салуне из какого-нибудь вестерна. Обеспокоенные местные власти сделали всё от себя зависящее, чтобы незамедлительно вытолкнуть «Або» в море. Обычно вальяжно-неторопливые испанские чиновники суетились, как ошпаренные тараканы, организуя пополнение запасов воды на транспорте, чтобы только поскорее выпроводить русских моряков, Для закупки свежей провизии денег уже не осталось. Пятьдесят шесть дней до мыса Доброй Надежды сидели на солонине, разнообразя её горохом. Солонина была из свинины и говядины. Когда открывали бочку, запах, если она начинала портиться, шёл такой, что можно было лишиться сознания. Если мясо было мягким, значит, оно уже гнило, если твёрдым, то никакой варкой его невозможно было сделать мягким. Некоторые умельцы из твёрдой говяжьей солонины вырезали модели судов и покрывали их лаком Потом выдавали за красное дерево.