Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр - [23]

XIV

Здоровье отца моего было весьма удовлетворительно; он деятельно и неутомимо занялся службою. С 1821 года был председателем департамента гражданских и духовных дел, членом комитета гг. министров, комитета финансов и земледельческого комитета; два из этих комитетов собирались у него на дому. Быв издавна членом Экономического общества^{108}, он в 1823 году был избран президентом оного и сделал значительные пожертвования из собственных своих доходов в пользу этого Общества; не ограничиваясь тем, уговаривал многих богатых людей жертвовать для сей цели, даже убедил несколько дам быть членами Экономического общества, как-то: графиню Софью Владимировну Строгонову^{109} и других. О всей пользе и усовершенствовании, которые он доставил своим управлением этому обществу, в речи г. Усова упомянуто подробно. Не считаю лишним поместить здесь из речи г. Усова несколько слов о моем отце.: «В кратком очерке жизни его нельзя представить всех многочисленных подвигов его деятельности. Он обращал внимание на все и покровительствовал всему, в чем видел общественную пользу. Он поощрял наградами и много жертвовал от себя денежными пособиями. Он оставил много рассуждений и писем о разных предметах государственного и частного благоустройства. Граф Николай Семенович предавался общественному делу искренно, с чистою любовью; где шло дело о пользе пламенно любимого им отечества, там он удалял всякую мысль о себе, забывал собственную выгоду, даже самолюбие, жертвовал всем своим достоянием, только бы благо государства упрочить и возвысить». «В частной жизни граф Николай Семенович был скромный семьянин, постоянный доброжелатель и благодетель всех окружающих его, и даже посторонних. Много слез осушено его щедрою рукою и его деятельным попечением. Сам он руководствовался только чистою справедливостью, от которой не позволял себе отступления даже в малостях. Без ропота покорялся тяжким случаям, встречавшимся ему в жизни, полагая упование на премудрый промысел; искренняя, добродушная улыбка, выражавшая чистоту души его, не переставала украшать его до конца жизни».

В 1823 году отец мой был пожалован орденом св. апостола Андрея Первозванного. Многие удивлялись, что он так поздно получил эту награду; но я знаю, что говорили государю, что отец мой горд и пренебрегает наградами. Говоря это, по-видимому, имели цель удалить его от царя. Они боялись его справедливости и неустрашимой его откровенности. Он не был горд и самолюбив, но понимал свое достоинство. Он служил царю верою и правдою; не домогался наград, потому что не был честолюбив, но за милости царя всегда был благодарен.

Когда он получил андреевскую ленту, то немедленно поехал благодарить государя и принят был в его кабинете. На выражение благодарности за эту милость, государь сказал: «Я удовлетворил желанию моего сердца».

Отец мой любил царя, но не льстил ему и не боялся говорить правду. Много раз я слышала, что он говорил моей матушке: «Любовь моя к царю и отечеству слиты в одно чувство в моем сердце!» Иногда печалило его, что, при удалении от царя, он не может быть столько ему полезен, сколько бы желал. Многие называли моего отца русским Аристидом^{110}. Он защищал одинаково права людей, как сильных и богатых, так и слабых и бедных, и, невзирая на личность, судил по справедливости: всегда свято чтил верховную власть и говаривал: «Беда была бы России, если бы власть находилась во многих руках». Будучи в Государственном совете председателем гражданских и духовных дел, он продолжал отличаться своими мнениями, которыми еще более сделался известен всей России. Занимаясь государственными и частными делами, он, между прочим, восставал на винные откупа. Противен был его чувству этот источник дохода с вина. На возражение, что с уменьшением пьянства уменьшится и доход государственный, отец мой говорил, что нужно бы стараться извлекать из других источников государственный доход, а не действовать во вред нравственным принципам и не пользоваться способом, столь пагубным для здоровья русского народа. Плоды пьянства — нищета, болезни, смертность; все способности человека гибнут; трезвый же народ трудолюбив, благоденствует, умножается. Отец мой часто говорил, что он желал бы, чтоб в Петербурге не было более семи кабаков, и еще прибавлял шутя: «И семь модных магазинов— как семь смертных грехов!» Однажды, беседуя с государем Александром Павловичем, он заметил, что неприлично прибивать царский герб над дверьми кабаков. Вероятно, прежде не обращалось на это внимания, но после гербы с питейных домов исчезли. В 1824 году, во время наводнения, — мы были в Петербурге, и отец мой в этот день собирался ехать во дворец, а брат, по службе, в департамент, но матушка уговорила их остаться; — такой был сильный ветер, что с крыш срывало листы железа и кружило по площади. В 9 часов утра вода начала уже выходить из труб и канав. На нижней площадке нашей лестницы показалась сырость, а когда площадь стала покрываться водою, то на нее нагнало дров, которые, приплыв к нашему дому, ударялись в окна и разбили стекла; тогда вода хлынула, и все комнаты нижнего этажа наполнились водою, поднявшеюся до двух аршин высоты. В это время гостил у нас дядюшка Коблей и находился в нижнем этаже; только что он успел перебраться наверх, как вода наполнила его комнаты. Один флигель-адъютант проехал на лодке по площади. В два часа вода постепенно стала сбывать, и с какой радостию мы услышали в 8 часов вечера стук экипажей и топот лошадей! В 1825 году 29 апреля сестра Наталья Николаевна вышла замуж за камергера Александра Николаевича Львова