Ачи и другие рассказы - [19]

IV

Игнатьев все более погружался в анализ своих душевных переживаний, пока, наконец, не замкнулся окончательно в себе. Внешний мир и все окружающее сделались для него лишь призрачным фоном, на котором разыгрывалась его титаническая борьба с сокрушительными влияниями планетных сил.

Его восприимчивость обострилась настолько, что он мог уже ясно ощущать в себе импульсы раздражения против Нины Николаевны, нараставшие и скоплявшиеся в глубине его души. Но зная теперь, что все это является лишь продуктом космических воздействий, он всеми силами искоренял их, решив добиться победы ценою любых усилий.

С удовлетворением и гордостью мог он констатировать, что борьба его подвигается успешно, и что непрестанно крепнут и закаляются его душевные силы.

Наблюдая за каждым словом и движением жены, видя её лживость и притворство и чувствуя, как волны гнева и ненависти поднимаются в нем против этой женщины, он понимал, насколько прав был астролог, предсказывая ему «тяжелую семейную трагедию» в ближайшем будущем. Он сознавал, что прежде, не умея разобраться в своих переживаниях и не зная природы их, он давно обратился бы в их безвольную игрушку и дал бы волю своей злобе против Нины Николаевны… Но теперь, в сознательной борьбе противопоставляя им свою волю, он господствовал над собою — и с каждым днем утверждал это господство.

Нина Николаевна, со свойственной ей чуткостью и наблюдательностью, не могла не заметить перемены в поведении мужа и видела, что какая-то новая тяжесть угнетает его. Нередко сличалось, что целыми днями он не произносил ни одного слова, и временами ей становилось жутко оставаться с ним наедине. На все её ласковые и нежные попытки вызвать его на откровенность, которая могла бы облегчить его душу, он отстранял ее и цедил сквозь зубы непонятную фразу: «Оставь меня, я борюсь со звездами»…

Несмотря на все усилия, Нина Николаевна не могла понять смысла и значения этих загадочных слов, — но все её старания вырвать из него еще что-либо оставались бесплодными… И нередко мелькала у неё мысль о том, что тяжелые переживания помутили разум несчастного художника. Неподвижно сидя в кресле, с бессмысленно устремленным в пространство взором, пожелтевший и похудевший до неузнаваемости, он делался страшен, когда отрывался от своих размышлений и впивался в нее горящими безумными глазами. Она старалась теперь побольше времени проводить вне дома, чтобы реже испытывать это ужасное чувство страха и отвращения перед когда-то близким ей, а теперь совершенно чужим и далеким человеком, который борется со звездами.

Эта внутренняя борьба становилась для Игнатьева все легче, и он с удовлетворением чувствовал, что преодолел уже враждебную силу планет… Он отлично сознавал, что теперь предсказание астролога не может уже исполниться, потому что рассчитанные влияния сокрушены уже могучими усилиями его воли… Он ощущал, как слабеют и разрываются нити, связывавшие его с Ниной, как все дальше отодвигается от него эта лживая притворщица, и как его охватывает полное равнодушие к ней, к себе, ко всему миру… Отныне никакая внешняя сила не в состоянии толкнуть его на какой-либо поступок, и лишь мотивы, рожденные в глубине его бессмертной индивидуальности, могут руководить им в будущем…

Эта победа, одержанная над самим собою, наполняла его безграничной радостью и гордостью… Теперь он старался всячески проверить себя и убедиться в том, что все остатки прежней восприимчивости искоренены из его души. Но придя к заключению, что ничто в мире уже не в состоянии взволновать или тронуть его, — он внезапно почувствовал острую жалость к самому себе, живому трупу, прозябающему еще на земле, в тягость себе и окружающим.

От Игнатьева не могло укрыться, что Нина начала тяготиться его присутствием, что она всячески избегала его и все реже стала показываться в доме… И это еще более укрепило в нем презрение и ненависть к этой фальшивой женщине, но над всем этим господствовало полное и абсолютное равнодушие…

Он пристально вглядывался в её изменившееся, постаревшее лицо, в глаза, исполненные глубокого животного ужаса, когда она оставалась с ним наедине… Он видел, как дрожали её руки, как внимательно следила она за ним, внезапно вскакивая и бросаясь к двери при каждом его резком или неожиданном движении. И эти мелочи начинали все сильнее раздражать его, и он не мог постигнуть, как смеет она, это ничтожество, нарушать своими выходками торжественное и незыблемое спокойствие великого победителя планет…

Однажды вечером она вернулась бледнее обыкновенного и после обычного приветствия сообщила, что завтра приезжает её отец… Игнатьев усмехнулся, пораженный её дерзостью… Как будто его могли еще занимать мелкие интересы этих ничтожных созданий!..

— Передай ему, что звезды побеждены, — угрюмо произнес он, — и ему забавно стало её испуганное и расстроенное лицо, и звериный страх, струившийся из её расширенных зрачков… И ему захотелось еще сильнее напугать эту глупенькую женщину, которая почему-то боится его, и он изо всех сил застучал кулаком по столу, так, что все в комнате задребезжало… И громко засмеялся видя, что она вскочила, побледнев и схватившись рукою за сердце.