Аччелерандо - [90]

– Где враги, кого рубить? – спрашивает он бодро, взмахивая катаной – штукой очень древней, но все такой же смертоносной.

– Да вон же они. Пошли вместе. – Пьер выкручивает настройку подавителя эмоций на опасно высокий уровень. Рефлексы естественного отвращения почти отключаются, и он временно превращается в убийцу-социопата. Он шествует к только что вылупившейся твари, покрытой белым пушком, мяукающей и таращащейся на него огромными пустыми черными глазами, и приканчивает. Борис отворачивается, но тут какая-то тварь размером побольше делает свою последнюю ошибку, набрасываясь на него, – и он мигом разрубает ее пополам. Иные вунши пытаются отбиваться, когда Пьер и Борис приходят по их души, но к их услугам остается лишь их анатомия, смесь человеческой и ракообразной. Челюсти и жвалы не способны выстоять против мечей и кинжалов, и на землю льется ихор – кровь человеколангустов.

– Давай разветвимся, – предлагает Борис. – Пора с ними кончать.

Пьер на автомате кивает – из-за фильтров для него мало что имеет значение, кроме раскаленного огонька искусственной ярости, – и они разветвляются, пользуясь одним из бессчетных стратегических преимуществ карманной вселенной как полигона. Подмога им не требуется – пришельцы отдали все внимание атаке биофизической модели, вынудив вселенную имитировать реальность так точно, как только возможно, и совсем не приняли в расчет возможность более тонких методов ведения войны в виртуальном пространстве.

Осознание себя как единого целого возвращается к Пьеру лишь в приемной зале – он стоит, опершись на трон Эмбер, и его руки, лицо и одежда заляпаны кровавой мешаниной. Они с Борисом остались одни. Высокочастотный фильтр травматического опыта не шлет в долговременную память ужасы сечи в распараллеленных воплощениях, и Пьер с трудом помнит, что же только что произошло.

– Вроде все чисто! – громко объявляет он. – Что теперь?

– Ждем прихода Екатерины Медичи, – говорит кошка, материализуясь прямо перед ним чеширской усмешкой. – Заметил, что Эмбер в любых обстоятельствах отыщет способ спихнуть вину на мать?

Пьер бросает взгляд на кровавое месиво на тропинке снаружи, где первая женщина-лангуст напала на Глашвица.

– Думаю, я уже сделал это за нее. – Он вспоминает действие в третьем лице, удалив весь субъективный довесок из записи. – Семейное сходство было поразительным.

[Надеюсь, оно только внешности касается], бормочет ветвь воспоминаний Пьера, где образ все-таки задержался, но он удаляет ее, стирая резню из восприятия навсегда.

– Скажи королеве, что я готов говорить, – объявляет он.

Добро пожаловать в нисходящий склон на дальней стороне кривой ускорения прогресса.

В Солнечной системе Земля вращается по пыльному туннелю в космосе. Солнечный свет все еще достигает родного мира, но большая часть остального выхода звезды была отдана растущим концентрическим оболочкам компьютрония, сделанным из обломков самых внутренних планет.

Два миллиарда или около того в основном немодифицированных людей существуют в обломках фазового перехода, не понимая, почему огромная суперкультура, которую они так возрождали, затихла. Мало информации просачивается через их фундаменталистские брандмауэры, но то, что там есть, показывает тревожную картину общества, где больше нет тел. Надутая ветром мгла образует аэрогелевые башни размером больше циклонов, удаляя последние следы физической человеческой цивилизации с большей части Европы и североамериканских побережий. Анклавы все жмутся за своими стенами и удивляются чудесам и предзнаменованиям, бродящим по пустыне постиндустриальной цивилизации, ошибочно принимая технологическое ускорение за коллапс.

Туманные оболочки компьютрония, что окружают солнце, – концентрические облака нанокомпьютеров размером с рисовые зерна, питаемые солнечным светом, вращающиеся в оболочках, подобных упакованным слоям матрешки, – все еще незрелы: они удерживают едва ли тысячную часть физической планетной массы системы, однако уже поддерживают классическую вычислительную плотность 1042 MIPS – этого хватило бы на миллиард цивилизаций, таких же сложных, как та, что существовала непосредственно перед Великой перестройкой. Конверсия еще не достигла газовых гигантов, и некоторые скудные анклавы внешней системы остаются независимыми – Империум Кольца Эмбер все еще существует как отдельная сущность и будет существовать еще несколько лет, но внутренние планеты Солнечной системы, за исключением Земли, были колонизированы более тщательно, чем могла бы предполагать любая стародавняя гипотеза НАСА с начала космической эры.

Находясь вне ускоренной цивилизации, невозможно узнать, что происходит внутри. Проблема заключается в пропускной способности: в то время как можно передавать данные и получать их, само количество вычислений, происходящих в виртуальных пространствах ускорения, затмевает любого внешнего наблюдателя. Внутри этого роя разумы в триллион или более раз сложнее, чем человечество, мыслят так же далеко за пределами человеческого воображения, как микропроцессор за пределами червя-нематоды. Миллионы случайных человеческих цивилизаций цветут на вселенских ландшафтах, спрятанных в уголке этого мирового разума. Смерть уже упразднена, жизнь – торжествует. Расцветают тысячи идеологий, человеческая природа приспосабливается там, где это необходимо. Экология мышления формируется в кембрийском взрыве идей: ибо Солнечная система наконец восходит к осознанности, и разум больше не ограничен простыми килотоннами серого жира, укрытого в хрупких человеческих черепах.