Аччелерандо - [166]

– Повторение детства. – Неко приподнимается в корзинке и потягивается. – Вот в чем проблема с вашим бессмертием, лысые стремные обезьяны, – вам раз за разом требуется и очистка, и перезагрузка, и когда-нибудь вы утрачиваете связанность… но и черт с ним. И не во мне дело, Сирхан. Я поймала сигнал с дальнего края сети роутеров, от привидений твоих родственников. Судя по всему, они достигли-таки своих недостижимых рубежей и отыскали что-то достаточно важное по ту сторону войда Волопаса. Что-то, ради чего мне стоит поднапрячься, добраться к ним и потыкать в это самое своими лапками. Но перед тем, как бросить все и откликнуться на зов, я должна удостовериться, что это не очередная порция вуншей или чего-то на них похожего. Полученную от родственничков передачу я не собираюсь запускать у себя в сознании. Даже в песочнице не стану. Понимаешь, о чем я толкую? Потому-то мне и потребуется собрать физически зрелого Манфреда с полной обоймой воспоминаний, но так, чтобы он при этом не являлся частью меня. Чтобы он принял этот разумный пакет данных и поручился за него. Чтобы разобраться в таких посылках, нужно самосознающее существо. К сожалению, храм истории слишком хорошо защищен от незаконных выгрузок – я не могу просто пойти туда и достать его копию, а использовать мою собственную модель Манфреда я не хочу: она слишком много знает. Так что…

– Что эта посылка сулит? – напряженно спрашивает Сирхан.

ИИНеко щурит на него глаза и недобро шипит:

– Вс-с-с-се.

– Есть много разновидностей смерти, – просвещает Мэнни женщина по имени Пэм, и ее голос, будто шорох опавших листьев, заполняет темноту кругом. Мэнни пробует хоть немного шелохнуться, но пространство связало его по рукам и ногам. Тут и до панической атаки недалеко. – Во-первых, и в самых главных, смерть есть отсутствие жизни; к людям применимо также условие отсутствия сознания – вернее, самой способности обладать им.

Мрак обступил его, стирая все ориентиры, и Мэнни теперь не уверен, что верх – это верх, а низ – это низ. Даже голос Памелы ощущается вездесущими колебаниями среды и приходит со всех сторон.

– Классическая смерть – тот ее вид, что бытовал до сингулярности, – выступала как неотвратимое прерывание всех проявлений жизни. Сказочки о загробном мире не стоили и ломаного гроша. – Она прерывается на короткий смешок. – Я исходила вдоль и поперек все фазовое пространство вероятных постсмертельных состояний, каждое утро, еще до завтрака, силясь уверовать в какой-нибудь новый вариант – на тот случай, если пари Паскаля [110] – не пустой звук. Но все-таки, сдается мне, прав был Ричард Докинз. Человеческий ум попросту уязвим для определенных типов передающихся мем-вирусов, а религии, сулящие жизнь после смерти, в этом особенно опасны, поскольку эксплуатируют уязвимость нашего естественного отвращения к состояниям прерывания.

Я еще жив! – пытается выдавить Мэнни, но язык отказывается ему служить. Слушая себя, он понимает, что в довесок ко всему не дышит.

– Теперь – о сознании. Интересная штуковина, правда ведь? Оно – плод безумной гонки вооружений между хищником и жертвой. Если понаблюдать за кошкой и мышкой, можно заметить: поведение кошки разумнее всего объяснить тем, что у кошки в наличии модель сознания мышки. Внутренняя симуляция, позволяющая предсказывать наиболее вероятное поведение мышки, замечающей хищника. Например, куда та побежит. И кошка, используя эту модель, может оптимизировать стратегию атаки. Но одновременно с этим виды добычи, устроенные достаточно сложно для того, чтобы иметь собственную модель сознания, получают преимущество в обороне, если становятся способными предвидеть действия хищника. В конце концов именно эта самая гонка вооружений млекопитающих и привела к появлению нас, вида социальных обезьян, шагнувших дальше. Мы научились использовать модель сознания для улучшения системы сигналов, чтобы племя работало сообща, а затем и для рефлексии, чтобы и внутренние состояния самого индивидуума можно было строить. Сложи эти два фактора, сигнальную систему и интроспективную симуляцию, и ты получишь сознание человеческого уровня, а в качестве бонуса – язык, систему передачи информации о внутренних состояниях, а не просто набор примитивных сигналов вроде «хищник идет!» или «еда!».

Убери меня отсюда, молит Памелу Мэнни, чувствуя, как паника вонзает в него свои ядовитые зубы. Прошу! Хватит! Каким-то чудом он действительно произносит это, хоть и не понимает, как у него вышло – гортань отказала, невербал отключен. Отказ всех систем налицо.

– И наконец – о постлюдях, – продолжает безжалостно Пэм. – Не об отображениях наших нейросистем, пусть даже снятых на субклеточном уровне и запущенных на очень большом и мощном компьютере, таком как этот. Это все – жалкая пародия. Я говорю о существах, являющихся качественно лучшими познающими машинами в сравнении со всем классом простых людей, дополненных либо же нет. Они превосходят нас не только в совместных действиях, чему классическим подтверждением является Экономика 2.0, но и в симуляциях. Постчеловек построит внутреннюю модель человечески эквивалентного сознания, обладающую всеми когнитивными способностями самого оригинала, на раз-два. Мы – вот ты, к примеру, или я – порой думаем, что знаем, как поведут себя другие люди, но зачастую ошибаемся, а настоящие постлюди могут на самом деле симулировать нас вместе со всеми нашими внутренними состояниями безошибочно. И в особенности это касается тех, у кого был полный доступ к нашим дополнениям памяти. Кто обладал им все эти годы, еще задолго до того, как мы начали подозревать, что они вскоре превзойдут нас всех. Это вот наш случай, Мэнни, я права?