Абулия - [37]

Полковница закашлялась. А дело было так.

Как и условлено, Доминика вышла сменить на посту Аглаечку, оставив мужа сладко досыпать, и, к своему удивлению, вместо нее, наткнулась на хозяйку гостиницы. Завязалась беседа, в процессе которой понадобилось непременно опробовать вина из личного погреба хозяина. В скором времени сравнение разных сортов и их послевкусий существенно скрасило скучное дежурство. Крепкие вина поспособствовали горячей симпатии двух бывалых воительниц, имеющих много общих тем для разговора. Но, конечно, самой горячей было явление дракона, пытавшегося склонить к разврату молодую госпожу Аглаю и прекрасную трактирщицу Агнесс.

— В легендарные времена драконы проявляли беспримерную и сокрушительную настойчивость, — посетовала Доминика, услышав о бесславном конце драконового марьяжа.

— Вы об известной балладе о могучей Пальсифее, победительнице драконов? «Объяв хвостом и прожигая взглядом»? — глаза Агнесс заблестели.

— Да! Как приятно встретить знатока этого незаслуженно забытого эпоса! Мой любимый сюжет там, где дракон, пожрав ящера Пальсифеи и ее шестерых мужей, предлагает предаться страсти: «Узри огонь небесный, Пальсифея». Я всегда рыдаю в этом месте… от зависти, — пояснила полковница.

— А еще то место, где Пальсифея воздает последние почести над бездыханным телом дракона — жертвы ее неутолимой страсти: «Завистливые боги, что за нахер?» Или это не оттуда, уже не упомню. Бедный дракон!

— Да, измельчали драконы, и молодежь нынче пошла не та… Вот взять хотя бы госпожу Аглаю. При стольких добродетелях, нельзя не отметить существенный изъян, — разглагольствовала Доминика.

— Какой же? — полюбопытствовала заинтригованная Агнесс.

— Приверженность к странному обряду, противоестественному и внушающему самые печальные опасения, — напустила туману полковница.

— О, боги, что же это может быть? — воскликнула трактирщица, алча пикантных подробностей: — Что за порочные страсти терзают столь юную душу? Неужели жертвоприношения? Человеческие? Она любит убивать юных и беззащитных отроков?

Полковница чуть не подавилась очередным глотком вина.

— Э-э, ничего такого я не имела в виду. Госпожа Аглая хочет свадьбу.

Трактирщица удивилась:

— А что такое «свадьба»?

И Доминика поведала об обряде Аглаечкиной мечты.

— Действительно, напоминает какое-то извращение. Как можно обделять радостью и любовью стольких мужчин, жаждущих нашего тепла и защиты? Но помниться меня в юности тоже посещали странные желания…

— Поверьте, мне вы можете рассказать без стеснения, я унесу эту тайну в могилу!

— Я хотела взять в мужья бога! — выпалила Агнесс.

— Ничего себе! — удивилась полковница. — И как вы побороли сие желание?

— Да никак, один мне попался, так и живем.

— Бог? Настоящий?

— Кто его знает? Говорит, стажер, проходил практику, а тут — я. Теперь взял академический отпуск и стажируется тут, который год, сволочь. Говорит, манны для сдачи госов на божественную квалификацию не хватает.

— А в чем подвох?

— А в том, дорогая Доминика, что у нас с ним похоже эта самая свадьба, которая навсегда.

— Божественная жестокость! А не подумывали ли вы взять еще мужей, чтобы, так сказать, расширить горизонты?

— Он не против! — заверила Агнесс и всхлипнула: — Но злой рок преследует кандидатов в мужья. Только встречу подходящую персону, как жених исчезает бесследно. Правда, некоторые потом находятся, но уже женатые. А вы, дорогая Доминика, не желаете ли обогреть своим пламенем еще кого-нибудь?

— Та же фигня, в смысле, — злая судьба! Только задумаюсь о новых мужьях, с претендентами что-то случается: то руку поломают, то ногу. Я уже на братиков госпожи Аглаи и смотреть боюсь: вдруг что и с ними случится — жалко, такие милые котятки.

— Да, тяжело нести в этот мир счастье и радость! — вздохнули дамы в унисон, и в унисон же подумали друг о дружке: «Ну что за дура!».

Вино окончилось, головы разом потяжелели и воительницы разбрелись по постелям, то есть по стогам.

Ночью полковнице приснился удивительно приятный сон. Будто бы лежит она обнаженная на мягком покрывале, а Амрис и Дэви лижут ей руки и ласкают все тело пушистыми хвостами.

— Ох, и шершавые у вас языки, шалунишки, — смеется Доминика, ее котятки трутся об нее своими пушистыми тельцами, а их язычки заставляют гореть кожу. — Да-да, — простонала Доминика. — Продолжайте милые… Боги, но почему так воняет псиной, вы же вроде котики?.. — открыв глаза, Доминика потеряла дар речи — на нее нагло пялился, высунув язык, огромный серый волк. Полковница вполне могла объяснить, как волк мог попасть во двор, но не то, как он умудрился стянуть с нее трусы.

— Ах, ты сволочь, — возмутилась она, узрев чудовище, вместо желанных котяток. Волк оскалился и уже с гастрономическими намерениями нацелился на свою жертву, а обиженная в лучших чувствах полковница с громкой руганью — на своего обидчика. Ухватив его за горло, она хорошо встряхнула и огляделась — весь двор сверкал волчьими глазами. Отбросив в сторону наглую тварь, Доминика воззвала к Агнесс. Послышались вопли разбуженной трактирщицы, и началась битва. Воительницы крушили челюсти и ломали хребты, но волки не убывали: все новые и новые волны накатывали на скромную гостиницу и грозили смять ее защитниц. Трещал забор, ломались кости, пока за его остатками не послышалось подозрительное чавканье. Постепенно волки начали как-то заканчиваться, и во дворе не осталось никого, кроме уставших воительниц.