Абсолютно ненормально - [73]
Я задумалась над ее словами. Наверное, так и есть. Мне никогда не приходило в голову, будто Бэтти сделала меня такой, какая я есть, но, полагаю, что я многому научилась, просто живя с ней рядом. В каждой частичке моей личности можно найти что-то от нее: как хорошее, так и плохое.
– Ну, каждый хотя бы однажды облажается при воспитании ребенка, – наконец говорю я. – И раз уж со мной должен был кто-то напортачить, то я рада, что это была ты.
Мы обе смеемся над этим, но не в привычной вызывающей манере. Мягче. Более искренно.
– Мы исправимся, да? – говорит она, но глядя не на меня, а на могилу мамы. – Мы станем разговаривать о своих чувствах. И будем плакать, когда это будет необходимо. И признаем, что иногда жизнь чертовски несмешная.
Я делаю глубокий вдох, а затем медленно выдыхаю.
– Хорошо. Договорились.
Уборщица выходит из задней двери церкви со шваброй и ведром, а затем выливает грязную воду за оградку, на поле.
– Я скучаю по ним, – тихо говорит Бэтти. – По твоим родителям. Они были замечательными людьми. – Ее голос звучит еще глуше сейчас, и она не кашляет. По щеке скользит слеза. Еще одна. А затем плечи начинают трястись, и я обнимаю ее. – Мне бы хотелось иногда получить их совет, понимаешь? Их заверение в том, что я поступаю правильно. С тобой. Со всем.
Огромный комок появляется в моем горле, я не успеваю проглотить его – и тоже начинаю рыдать. Но на самом деле от этого чувствую себя лучше. Мы крепко обнимаем друг друга.
Она шмыгает носом.
– Ты замечательный человек, Иззи. И я просто… горжусь тобой. Тем, что ты моя внучка. И я уверена, что твои родители тоже бы тобой гордились.
Слез, скатывающихся по моих щекам, стало еще больше, хоть я и пытаюсь их сдерживать.
– Но я все испортила, бабушка.
– Нет, – яростно качает она головой. – Это не так. То, что все так чертовски сильно заинтересованы в сексуальной жизни девочки-подростка, скорее характеризует их, чем тебя.
Я соплю в ее фиолетовую тунику. Голубь с интересом наблюдает за нами.
– Я знаю, но… я не рассказала тебе самое ужасное. Об Аджите.
– Я уже все знаю, милая, – ласково говорит она, что обычно у нее не очень хорошо получается из-за вечного кашля.
– Знаешь? – искренне потрясенная, спрашиваю я.
– Да. Миссис Дутта позвонила мне.
От беспокойства у меня все сжимается внутри.
– Боже. Что она тебе наговорила?
– Она бесновалась. Конечно, ей пришлось объяснить все от начала и до конца, потому что, как ты знаешь, я не дружу с интернетом и не видела этой статьи. – Пауза. – Это правда? Про Аджиту.
– Не знаю, – шепчу я. – В том-то и дело.
Поглаживая мои волосы, Бэтти делает глоток кофе из термоса.
– Мм. Миссис Дутта считает, что это невозможно. Буквально за гранью реальности. Я попробовала объяснить, что ей не стоит принимать все в штыки, что это может быть правдой, что стоит попытаться поговорить по душам с дочерью, но… Но мне показалось, что это вряд ли произойдет.
Я протираю глаза, из которых наконец перестали литься слезы.
– Мне бы хотелось быть с ней рядом. С Аджитой. Если это правда.
– Так что тебя останавливает? – хмурится Бэтти.
– Как что? Миссис Дутта не позволит мне ее увидеть.
– Вы с Аджитой дружите так долго, – разочарованно сопит она. – Неужели ты позволишь ее гомофобной матери указывать, как вам общаться?
Я замираю.
– Мне почему-то кажется, что ты хочешь сейчас услышать «нет», но ты видела эту женщину? Она пугающая.
Бэтти смотрит на меня сурово, чего еще ни разу не делала за всю мою жизнь.
– Иззи.
– Я знаю.
Да, знаю.
11 октября, понедельник
07:32
Согласно плану, разработанному мной и Бэтти, я должна перехватить моего Lieblingsfreundin [ «лучшего друга» auf Deutsch, даже в свои худшие времена мне хочется просвещать людей] по дороге в школу, поэтому я, как дура, с самого утра прихожу к дому Аджиты. Серьезно, рано вставать – это дурость. Никогда не доверяйте людям-жаворонкам. У них есть глубоко укоренившиеся психологические проблемы, и я, как человек с глубоко укоренившимися психологическими проблемами, считаю себя экспертом в этом вопросе.
Припарковав велосипед через дорогу [и немного за углом, чтобы миссис Дутта не смогла застрелить меня из винтовки], я достаю термос с кофе, а затем делаю большой и жадный глоток, как алкоголик, пьющий первую рюмку за день, и принимаюсь ждать.
07:33
Прождав примерно сорок пять секунд, я начинаю мысленно возмущаться, что Аджита до сих пор не вышла, и подумывать о том, чтобы бросить все и предаться старому доброму занятию «спрятаться в кустах и рыдать, пока тебя не стошнит». Но сдерживаюсь.
[Знаю. Моя стойкость просто поразительна.]
Пока я жду, раздумываю о конкурсе сценариев. Да, отстойно, что меня исключили. Невероятно отстойно. Но по большей части мне стыдно перед миссис Крэннон – и лишь немного жалко себя и упущенные возможности. Меня успокаивают слова Карсона, которые напоминают охлаждающую маску при мигрени:
«Если ты что-то любишь, это не значит, что ты должен посвящать этому свою жизнь, понимаешь?»
Я люблю писать. И выступать. И смешить людей.
Школьная система и общество в целом заставляют меня верить в то, что я просто обязана сделать на этом карьеру – использовать свои интересы и таланты, чтобы вернуть деньги в экономику. Что я прежде всего должна быть
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.