— Витя, а зачем оно во всю стену? — мачеха показывает рукой на окно.
— Мода была, — объясняет отец. — Чтоб солнца больше было. Идиоты строили! Вот наступит зима, будем солнцем отапливаться.
— Могу предложить другой выход, — раздается от двери. Там стоит заросший щетиной мужчина. Ему лет сорок. Характерный закругленный книзу нос. На кончике носа очки с толстыми потрескавшимися стёклами. Видно, раньше мужчина был полным: пиджак, явно сшитый на заказ, висит на его плечах, как на вешалке.
— Меня Виктором Сергеевичем зовут, — говорит отец.
— Абрам Михайлович.
— Так что вы предлагаете?
— Я?
— Вы!
— Другой выход.
— Какой?
— Простой. У нас в квартире две комнаты, три съёмщика. Я лично в ванной живу. Доски на ванную положил — и, знаете, жить можно!
— Вы на фронте были?
Абрам Михайлович снимает очки и щурит близорукие глаза.
— Я отлично понимаю, почему вы задали мне этот вопрос, — медленно, выделяя каждое слово, говорит он.
Отец молчит и смотрит в окно.
— Так вот. — Абрам Михайлович кашляет. — У меня, у меня всё осталось там! — он показывает в окно, где на западе в развалины садится кровавое солнце. — А я здесь! Вышло так. Я — электрик. Работаю простым чернорабочим. Кирпич разбираю на станции. Сейчас не нужны инженеры. Сейчас надо разобрать развалины. Инженером можно быть на Урале, а здесь надо носить кирпич.
— Вы меня не поняли.
— Нет, я отлично понял. Знайте, просился. И не раз. Но… — Он надел очки и ударил по ним ладонью. — Не берут из-за этих несчастных стёкол.
— Я в другом смысле, — продолжает отец, смотря в окно. — После окопа даже ванная — дворец!
— Я предупреждаю, — кипятится новый знакомый. — Если ещё хоть раз скажете об этом, я ударю!
— Хватит! — Отец резко оборачивается. — «Ударю!» У меня сорок грамм железа в позвоночнике. Вы кирпичи таскаете, вы можете работать, а у меня только что был приступ на заводе. Вы — электрик, я — инвалид первой группы. У меня такая специальность. И трудовой книжки нет. Меня добить не трудно.
— Ударить не физически, — тушуется Абрам Михайлович. — Словами… И больно могу.
В комнате делается тихо. Слышно, как за стеной поёт какой-то парнишка:
«Так-так-так», — говорит пулемётчик,
«Так-так-так», — говорит пулемёт.
— Ну, что вы конкретно предлагаете? — говорит отец и встаёт с подоконника.
— Я?
— Вы!
— Пойдёмте на кухню.
Кухня в квартире просторная, с облупленными стенами. Под потолком на трубе парового отопления висит на тонкой проволоке крыса.
— Ой! Зачем это? — передёргивается от отвращения Анечка.
— Руслан крыс ловит, — спокойно объясняет Абрам Михайлович. — Понимаете, ставит петли перед норками. Крыса выскакивает из норы, раз! И падает с трубы! Попалась!
— Зачем?
— Понимаете, в городе крыс — как на питерских складах в революцию. Боремся, так сказать. Сейчас уберём. Руслан, сними пирата с реи!
Песня про двух Максимов в соседней комнате смолкает.
— Вот он, мой выход из создавшегося положения!
Абрам Михайлович подходит к кухонной плите и любовно гладит по её кафельным бокам:
— Когда горит эта красавица, дрова трещат. Тяга настоящая! А от времянок, если ветер в лоб, дыма не продохнуть. Я предлагаю создать на кухне коммуну. Дров будет легче достать и теплее.
— Оригинальный выход из положения!
Отец подходит к плите и открывает костылём дверцу. Плита набита промасленной бумагой, в какую обычно заворачивают свечи от автомашин.
— Другие жильцы, Дубинины, согласны, — оживляется Абрам Михайлович. — Я ведь через коммуну прошёл ещё в Ленинграде, когда Политехнический кончал. В общежитии на Охте. Ох, как мы жили! Ух! Пока на последнем курсе не переженились.
Он опять сухо кашляет.
— Давно у вас такой кашель? — участливо спрашивает Анечка.
— С Урала. Высоковольтную трассу вели. — Абрам Михайлович минут пять вздрагивает всем телом. — Спали у костров. Так вот, я анализировал, почему развалилась коммуна. И нашёл причину.
Он с гордым видом обвёл нас взглядом.
— Коммуна у нас была крепка, когда мы жили без жен. Значит, на последнем курсе у нас возникло новое качество, а форма организации осталась старая, холостяцкая. Значит, надо сделать так, чтоб коммуна была жизненно необходима и для семьи и для работы. Как же это сделать? Пофилософствуем… Сейчас научные открытия возникают на стыках двух-трех наук. Вот и надо объединить геолога с ботаником, врача с электриком. Не нужно будет громоздких научных конференций: люди бок о бок живут. Скажем, пришла идея в голову. Зашёл сразу: «Пётр Петрович, дорогой. У меня идея!»
— Мечтатель вы!
— Почему мечтатель? У меня картотека составлена, какие профессии надо объединять. И сапожника и портного тоже. Коллектив должен быть жизнеспособным.
— Я — инвалид! — говорит отец и обнимает за плечи Анечку. — Моя «профессия» другим в обузу. Мы с семьей решили дом строить, правда?
Я удивлён его словами. Я первый раз слышу, что мы будем строиться.
— Мы прикинули, — продолжает отец, — возьмём участок, из развалин кирпича натаскаем. Как дом строить, я на этом собаку съел.
— Вы это серьёзно? — Абрам Михайлович смотрит на отца сквозь толстые стёкла, далеко откинув назад голову.
— А разве я не имею права?
Отец достаёт спички и поджигает в печке бумагу.
