Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина - [72]

Из сказанного следует, что надо снова искать город по имени Лагон, причем на всей территории черной Африки.

Об увозе сына лагонского князя в Константинополь

Ганнибал упомянул родной город только один раз в официальном документе 1742 г. — в прошении Сенату о выдаче ему дворянского герба: «…родился во владении отца моего в городе Лагоне…» Почему он не назвал страну?

Может быть, потому, что просто не помнил ее названия, так как покинул родину навсегда семилетним ребенком. Он указал в прошении все, что знал и помнил о своем знатном происхождении: у отца было владение; в княжестве было три города, в том числе и родной Лагон. Обмануть он не мог хотя бы потому, что русская императрица Елизавета, дочь Петра Великого, отлично знала Ганнибала с детства. Значит, его свидетельство надо считать единственно верным.

Указав название родного города, Ганнибал выразил свою волю не быть анонимным хабешем, сыном какого-то абиссинского или африканского князя. Не назови он имени родного города, мы бы никогда не смогли провести поиски. В Абиссинии XVII в., простиравшейся от берегов Красного моря до острова Занзибар, существовало много африканских княжеств. А город Лагон во всей Африке был только один, и находился он не в Эритрее.

В Немецкой биографии сообщается, что отец Ганнибала был «вассалом турецкого императора или Оттоманской империи; вследствие гнета и тягот он восстал в конце прошлого века с другими абиссинскими князьями, своими соотечественниками и союзниками, против султана, своего государя; этому последовали небольшие, но кровопролитные войны; однако же, в конце концов, победила сила, и этот Ганнибал, восьмилетний мальчик, младший сын владетельного князя, был с другими знатными юношами отправлен в Константинополь в качестве заложника. Собственно, по молодости лет, этот жребий должен был миновать его. Однако, так как у его отца, по мусульманскому обычаю, было много, и даже чуть ли не тридцать жен и соответственно этому множество детей, эти многочисленные старые княгини с детьми, объединенные стремлением спасти себя и своих, нашли способ хитростью и интригами почти насильно посадить его, как младшего сына одной из младших княгинь, не имеющей при дворе достаточно приверженцев, на турецкий корабль и поручить его предназначенной ему судьбе. У его единственной сестры Лагани, бывшей на несколько лет его старше, нашлось достаточно мужества, чтобы воспротивиться этому насилию. Испытав все средства, но принужденная наконец уступить большинству, она еще в тлеющей надежде вымолить или выкупить за свои драгоценности свободу возлюбленного брата проводила его до борта этого кораблика; однако видя, что все последние усилия ее нежности бесплодны, она бросилась в море и утонула».

Изучение истории северной Эфиопии начала XVIII в. не подтверждает версию Немецкой биографии. Фейнберг в своей монографии о Ганнибале рассказал о неудачных поисках Набокова в архивах; Хохлов, побывавший в Эфиопии и прочитавший все исторические хроники того времени, также ничего не нашел. В начале XVIII в. в северной Эфиопии никакого восстания против османской власти не было.

Рассказ Роткирха об обстоятельствах увоза мальчика в Константинополь не может быть основан на воспоминаниях Ганнибала: в то время сыну лагонского князя было семь лет, и вряд ли он разбирался в тонкостях событий, которые привели к его увозу в Турцию. Вероятно, все это придумал сам Роткирх и, возможно, он кое-что добавил к трагическому эпизоду с сестрой Ганнибала. Последний мог рассказывать своим детям о том, что его взяли в плен после какого-то военного конфликта, в результате которого князь Логона (его отец) потерпел поражение. Нельзя также сомневаться в трагической кончине его сестры. Правдоподобно и то, что у этого князя было много жен и детей. Но факт полигамии отнюдь не означает, как это писал Роткирх и подтвердила Телетова^{253}, что он был обязательно мусульманином. В Африке многоженство князей — очень древняя традиция: князья, короли или императоры должны были брать в жены девушек из всех этнических групп, которые составляли их государства. Благодаря этому обеспечивалось национальное единство страны.

Заметим, что Пушкин не придает большого значения этому рассказу Роткирха и не пользуется им в своих записках. В примечании к строфе L в первом издании первой главы «Евгения Онегина» (1825) он пишет: «… прадед Абрам Петрович Аннибал на 8-ом году своего возраста был похищен с берегов Африки и привезен в Константинополь». Следующий текст, взятый из книги Фейнберга, дает яркую характеристику отношения Пушкина к рассказу Роткирха о детстве Ганнибала: «И Благой, и Набоков (Благой раньше) пишут, что это все фантазия, выдумка, сочинения с практической целью создать легенду о знатном происхождении Арапа. И верно указывает тут же Благой, что Пушкин критически отнесся к преданию об африканском периоде биографии Арапа. Пушкин упоминал Арапа, уже в первых своих автобиографических записках (я убежден, что так называемое примечание Пушкина к первому изданию первой главы «Евгения Онегина» является отрывком из этих записок Пушкина, вскоре после 14-го декабря сожженных им)… Сначала в черновике было сказано, как и в «Немецкой биографии», что старый Арап (в глубокой старости, говорится в «Немецкой биографии») вспоминал, как его сестра Лагань, плывя за кораблем, на котором увозили похищенного Ибрагима, утонула. В старости, замечает Пушкин, тут Ганнибал плакал, но поэт даже в первых Записках, в примечании к «Онегину», это оставил в черновике, заметив только, что она плыла за удаляющимся кораблем. Уже во вторых Записках Пушкина было сказано: отец Абрама был негр, сын негритянского князька, в то время как в «Немецкой биографии» подчеркивается роскошь и знатность положения отца Ганнибала. Так что Пушкин был критичен»