Аборигены, кенгуру и лайнеры - [10]

С отъездом Филиппа и морских пехотинцев закончилась первая бесславная глава поселения в Австралии. Время от времени в колонию прибывали и свободные поселенцы. Морских пехотинцев заменил Новый южноуэльский корпус, который чаще всего называли «ромовым корпусом». Корпус должен был поддерживать закон и порядок, но он состоял из банды бессовестных авантюристов, приехавших в новую колонию с единственной целью как можно скорее обогатиться. Денег в обращении было очень мало, и ценнейшим продуктом обмена считался ром, он служил мерой стоимости при торговле. Все сделки завершались ромом, а монополия на него находилась в руках «ромового корпуса». Крестьяне обменивали результаты своего годового труда на несколько литров рома, и, когда ром кончался, они продавали офицерам свои фермы за продукты питания для себя и своих семей. Один губернатор за другим пытались прекратить эту преступную торговлю, но всякий раз офицеры «ромового корпуса» оказывались сильнее.

Один из офицеров, некий Джон Макартур, такой же бессовестный, как и другие, смотрел, однако, несколько дальше. Он стремился составить себе состояние более солидное, чем то, которое достигалось махинациями с ромом. Его выбор пал на шерсть. В 1805 году он писал о будущем производства шерсти: «Сколь велика ни была бы потребность Великобритании, мы наверняка сумеем ее удовлетворить. При этом можно будет повсюду применить машины, и тогда британские фабриканты получат возможность снизить цены на сукно и обеспечить себе во всем мире ничем не ограниченную монополию, какой никогда не было ни у одного народа. Также и мы примем участие в прибылях от этой многообещающей торговли…»

После того как губернатор Блай потерпел неудачу в своей попытке засудить Макартура, богатейшего человека в Сиднее, и тем самым прекратить махинации с ромом, «ромовый корпус» снял Блая с этого высокого поста. Макартур был назначен (без жалованья) секретарем по делам колонии с местом пребывания в Сиднее (он, по-видимому, смог бы купить половину Сиднея), и это в какой-то мере отвлекло его внимание от шерсти. Англия отнеслась к так называемому ромовому бунту спокойно. Лишь через два года, в 1809 году, в Австралию был направлен преемник Блая.

Джон Макартур отплыл в Англию, чтобы дать свидетельские показания. Его приняли, как героя, однако и Австралию он вернулся лишь в 1817 году, потому что боялся, что его могут там арестовать.

Пока Макартур с нетерпением ожидал конца своего изгнания, его стада мериносовых овец все росли и — что также было очень важно — война с Наполеоном закончилась!

Во время войны английская шерсть ценилась очень высоко, однако, когда континент вновь открылся для английских сукон, оказалось, что силезское и испанское шерстяное волокно значительно превосходит по качеству австралийско-английское. Английские владельцы прядильных и ткацких фабрик предпочли желания своих клиентов ура-патриотизму: они покупали шерсть на континенте, изготовляли в Англии сукно и экспортировали его.

Здесь и представилась та возможность, которую Макартур предвидел еще в 1805 году. Австралия должна обеспечивать английских предпринимателей лучшей мериносовой шерстью и по более низким ценам, чем на континенте; поэтому нужно разводить все больше овец, которые под охраной каторжан могут пастись на воле в свободной от налогов стране.

Но Новый Южный Уэльс был колонией для преступников, и английская политика по-прежнему основывалась на том, что отбывшие свой срок каторжане будут, так же как и свободные поселенцы, получать по своему желанию маленькие земельные парцеллы, в чем Австралия должна была соревноваться с сельской Англией. Таким образом мыслили ограничить область поселения и тем самым уменьшить расходы по управлению. Еще в 1820 году губернатор Дарлинг провел пограничную линию на расстоянии примерно двухсот сорока километров от Сиднея и угрожал всяческими карами тому, кто переступит эту «границу поселения».

Но в австралийских условиях овцам были необходимы громадные пастбища, а каждая мериносовая овца пользовалась безусловной поддержкой английских текстильных фабрикантов. У губернатора Дарлинга было столько же шансов удержать владельцев овец — позднее получивших название скваттеров — внутри «границ поселения», сколько шансов имеет тот, кто собирается осушить половой тряпкой Сиднейскую бухту.

Овцы, скваттеры и их запряженные быками повозки проникали все дальше за установленную границу, и в течение двадцатых, тридцатых и сороковых годов все подходящие земли на юге и востоке Австралии были захвачены. В 1836 году губернатор Бэрк был вынужден примириться с неизбежным и объявил, что каждый имеет право, заплатив взнос в десять фунтов, поселиться на «земле короны», — а вся земля за «границей поселения» была «землей короны».

Одно из наиболее интересных свидетельств о жизни в австралийской колонии в период лихорадочного распространения овцеводства оставил нам не кто иной, как Чарлз Дарвин. Этот замечательный исследователь природы дает не менее ценное и поучительное описание людей, своих современников. Во время известного плавания на корабле «Бигль», когда он накопил наблюдения, легшие в основу теории эволюции, Дарвин пробыл два месяца в Австралии, причем он посетил Новый Южный Уэльс, Тасманию (тогда ее звали Вандименовой землей) и Юго-Западную Австралию. Он смог заглянуть также в Батерст — центр овцеводства, расположенный на двести сорок километров западнее Сиднея.