А жизнь продолжается - [13]

Она пробирается по тропинке меж высоких сугробов, тропинка что ров, снег убелил Гину по самые колени. Дела ее нынче плохи, скотина подъела весь корм, надобно изворачиваться. Вместе с другой женщиной, у которой тоже кончился зимний корм, она отправится завтра за сеном.

— Вечер добрый! — говорит она, взойдя в соседскую горницу.

— И тебе добрый! А-а, это ты, Гина. Садись-ка.

— Мне недосуг рассиживаться, — говорит Гина, усаживаясь. — Просто я шла мимо.

— Что расскажешь нового?

— Что у меня может быть нового, живу в четырех стенах.

— Да, у каждого свое, — говорит соседка. — Спасибо Господу и на том, что мы в добром здравии.

Молчание.

— Послушай, — робко говорит Гина, — помнится, осенью у тебя стояли кросна?

— Что правда, то правда.

— И сколько же, помнится, ты всего наткала! И с желтым, и с синим, ну все цвета, какие ни назови. Если это на платье, хватило небось за глаза.

— Хватило и на платье, и на юбку, — отвечает соседка. — А то уж и надеть стало нечего.

— Ты бы не одолжила мне на завтра юбку? Хоть и совестно тебя об этом просить.

Соседка на миг опешила, а потом спрашивает:

— Вон оно что, у тебя вышло сено?

— Вестимое дело, — отвечает Гина и сокрушенно качает головой.

Нет, соседке не нужно было гадать да раздумывать, для чего это Гине понадобилась юбка. Все объяснялось просто: в хлеву у нее вышло сено. И юбка Гине нужна вовсе не для того, чтобы покрасоваться, — она понесет в ней сено домой. У деревенских издавна повелось носить сено в юбках, о, это была знакомая картина, она повторялась из года в год. Юбки были до того поместительные, в них можно было напихать столько, что они раздувались наподобие воздушного шара. Женщины ходили на пару. Глядишь, бывало, бредут вдвоем, проваливаясь в снег, пошатываясь под тяжестью своей ноши — до отказа набитых сеном и перехваченных веревками юбок. Подобных путниц можно было встретить только зимой, об эту пору у кого-нибудь непременно случалась бескормица, ну а кое у кого с сеном обстояло получше, и охапку-другую они уступить могли. До возвращения мужчин с Лофотенов редко у какой из женщин залеживалась денежка, новая же цветастая юбка открывала кредит на сено, более того: подразумевалось, что просительницу привела не горькая нужда, а, наоборот, заботы о разросшемся стаде, которое уже само по себе было немалым достоянием и богатством.

— Прямо совестно тебя и просить, — повторяет Гина.

— Да о чем ты, — отвечает хозяйка, довольная, что может одолжить юбку. — И с кем же ты пойдешь?

Гина сказала с кем.

— А она юбку у кого одолжила?

Гина сказала у кого.

— Ага, — соображает соседка. — Тогда тебе будет не стыдно показать и мою!

— А то я не знаю!

— Вот она. Из летошней шерсти вся, до последней ниточки. А как тебе эти полоски, нравятся?

Гина:

— Ну ты и мастерица! Я и слов-то не подберу!

Гина идет домой, заметно повеселев, она даже чуток заважничала, оттого что появится завтра в деревне с такой дивной юбкой. Но на пути ей попадается Осе, та самая колдунья, цыганка-лопарка, бродячее пугалище.

— Надо ж, с кем Бог привел встретиться, — говорит Гина масленым голосом и подальше сходит с тропинки в глубокий снег, уступая Осе дорогу. — Ты не у меня была? Дома-то одни дети.

— Не была я у тебя, — отвечает Осе. — Заглянула только.

— Вот жалость-то, будь я дома, я б непременно тебе чего-нибудь поднесла.

— Ничего мне не надо! — бормочет Осе и идет дальше.

Гина спешит домой. Она знает, ее дети забились в угол и сидят ни живы ни мертвы. Ей и самой не по себе, она тоже робкого десятка, но ради детей вынуждена храбриться и говорит прямо с порога:

— Что я вижу, никак вы перепугались? И с чего это! Осе? Ну дак что! Я ее встретила и, окромя добрых слов, ничего не услышала. И не стыдно вам реветь, вон какой на небе месяц, а звезд-то! Да вам надо было тут же прочесть «Отче наш». Чего же это я хотела сказать-то, она ушла сразу же?

Дети отвечают и «да», и «нет», не знают, не смели дохнуть…

— Уж не сплюнула ли она, когда уходила?

Дети отвечают кто во что горазд, не уверены, не приметили…

Мать раздумывает: не бежать же ей следом за Осе, чтоб сунуть в руку мелкое приношение? О, до чего она встревожилась, только не смеет этого показать. Тут Лил — лемур, которая еще слишком мала, чтоб чего-то бояться, спрашивает, что это у матери под мышкой. На душе у Гины тотчас отлегло.

— А вот сейчас увидите, иди-ка все сюда, к свету! Вот эту самую юбку мать набьет завтра сеном и принесет домой. Вы когда-нибудь видели эдакую красоту?..

Три недели спустя после Пасхи ловы на Восточных Лофотенах закончились, и мужчины возвратились домой. Сезон так себе, улов посредственный, зато хорошие цены, в кармане завелись кой-какие деньжонки, жена и дети опять спасены. И сияло солнце, и таял снег, повсюду журчали маленькие ручейки, на ночь они замерзали — и снова оттаивали.

Торговый агент собирается в очередную поездку по Нурланну и Финмарку, на этот раз с весенними товарами: шерсть, шелк, немножко бархата и хлопка, готовое шитье, лаковая обувь. Хозяин, Гордон Тидеманн, по-прежнему считает, что для человека, который представляет его торговое заведение, агент одевается слишком дешево, но тот обещает приобрести летний костюм на распродаже в лучшем магазине Тромсё.