А завтра — весь мир! - [34]

.

Я отдал честь, а он ответил небрежным взмахом сверкнувшей бритвы.

В течение этого разговора прелестная фройляйн Митци — по крайней мере, я предположил, что она фройляйн — с любопытством разглядывала меня, обнимая лейтенанта за плечи обнаженными руками. Когда я спустился по шатким ступеням, то задумался, это ли называли в Морской академии высокими моральными принципами молодого поколения офицеров. В ближайшие месяцы мне предстояло оценить, какая это удача — иметь на борту «Виндишгреца» линиеншиффслейтенанта Залески.

Несмотря на довольно бесцеремонные манеры, к нему всегда относились на службе как к очень перспективному молодому офицеру, который должен был стать корветтенкапитаном еще в 1899-м. Я часто замечал — где в природе недостает какого-нибудь качества, она обычно дает его в излишестве. Так, например, женщины, имеющие склонность к физической агрессии, оказывались намного более свирепыми и жестокими, чем мужчины.

Так и с Залески. За исключением тети Алексии, мои польские родственники-дворяне всегда казались мне самыми скучными, бесполезными, совершенно бессмысленными беспозвоночными животными, которым Бог в своей непостижимой мудрости когда-то позволил ползать по земле: очаровательные, этого не отнять, довольно хорошо образованные, но почти лишенные инициативы и цели, как никакое иное живое существо, и все еще умудряющиеся вставать с кровати по утрам.

Отправьте их в поле с овцой, ножом, связкой дров и коробкой спичек, и они точно умрут от голода, будут сидеть там и гадать, что делать. Но Флориан Залески оказался совсем другим: его способность оценить ситуацию и быстро принять решение была почти феноменальной.

Как я позже выяснил, единственная причина, по которой он оказался с нами — ночное происшествие во время летних военно-морских маневров 1901 года, когда он успешно торпедировал флагман «синих» — старый броненосец «Эрцгерцог Рудольф», а затем нанес значительный ущерб собственному миноносцу, когда, удирая, протащил его по песчаной косе к югу от острова Сансего.

Судебное разбирательство сняло обвинение в повреждении своего корабля — особенно после того, как Залески раздал месячное жалование на взятки местным рыбакам для дачи ложных показаний, что песчаная коса постоянно перемещается. Но торпедирование — более серьезное обвинение, поскольку флотом «синих» командовал сам эрцгерцог.

Существовало неписанное военное правило Габсбургов — сторона под командованием члена императорского дома должна всегда побеждать, а тут простой лейтенант осмелился пустить торпеду в его флагман, тем самым вынудив эрцгерцога (если бы торпеда сработала) спасать свою благородную жизнь, барахтаясь в воде среди простых кочегаров и ординарцев.

Так поступать просто нельзя. Залески неофициально приговорили просидеть следующие два года на суше, танцуя менуэты, и он решил потратить часть времени вдали от Полы, добровольно вызвавшись к нам на «Виндишгрец». Вскоре у всех сложилось мнение, что Пола многое потеряла, а нам повезло.

Глава пятая

ДАЛЬНИЕ МОРЯ

Теперь нам оставалось пять дней до запланированной даты отплытия: воскресенья, пятнадцатого июня. Работы по оснастке завершились, в корабельные бункеры загрузили четыре сотни тонн угля — грязная работа, продолжавшаяся два дня. Несмотря на то, что выполнялась она при помощи механического подъёмника на угольном причале, корабль и всё вокруг покрылось тонким слоем чёрной пыли. После того как загрузили припасы для нашего полугодового плавания, корабль ощутимо осел в воде.

Всевозможные деликатесы, предоставленные нам военно-морским продовольственным складом на виа Аурисия, аккуратно опускали вниз через носовой и кормовые люки и укладывали ярусами в трюм — огромные бочки солонины, бесчисленные мешки с цвибаком, мукой, рисом и макаронами, бобами и, кофе, ящики с тушёнкой, бочки с маслом, рыбой и сухофруктами — всё необходимое для обеспечения ежедневного рациона трёхсот пятидесяти человек в соответствии с предписаниями, по большей части — в тропическом климате и при отсутствии холодильников на борту.

Будь я более опытным моряком, то знал бы, что представляет собой питание в долгом океанском плавании, и впал бы в глубокую меланхолию, следуя тем утром по трюму за провиантмейстером и штатским инспектором. Мы пробирались с планшетом для бумаг по мрачной циклопической кладовой среди ярусов бочек и куч мешков и всё отмечали — последняя проверка, необходимая, чтобы убедить казну — ни крошки из припасов императора не испарилось во время погрузки.

— Солёная говядина, десять тонн. Солёная свинина, пять тонн. Консервированное мясо, четырнадцать тысяч банок. Десять тонн муки, три тонны риса, пять тонн бобов, пять тонн сушёного гороха и три тонны чечевицы. Две тонны макарон, пять тонн свежего картофеля, две тонны крупы. Одна тонна вяленой солёной рыбы, три тонны сардин в бочках. Девятьсот килограммов сушёного инжира, пятьсот килограммов изюма. Полторы тысячи килограммов соли, семьдесят килограммов перца. Девятьсот килограммов кофейных зерен, девятьсот килограммов сахара. Тысяча литров оливкового масла, тысяча литров уксуса — Господи, и зачем понадобилось столько уксуса? — квашеная капуста в бочках, четыреста килограммов...