А у нас во дворе… - [16]
Вот такая встрёпанная Ариадна ушла в класс, и дверь закрылась.
И тогда Родион, потеряв свою медлительность, сорвался с места, подскочил к двери и стал смотреть в замочную скважину.
— Некрасиво подглядывать, — сказала в коридоре мама, уводившая домой последнего мальчика.
Родион и сам знал, что некрасиво. Но он так волновался за Некотуху («Хоть бы она ответила на все вопросы! Хоть бы её приняли в школу!»), что не мог оторваться от замочной скважины. Он увидел: за столом сидели две учительницы и учитель, они смотрели на встрёпанную Ариадну и улыбались.
Родион приложил к скважине ухо и услышал:
— Скажи, девочка, какие книжки ты читала?
— Никаких не читала, — ответила Ариадна.
— Как же так — никаких? — удивилась молодая учительница.
— Мне папа, мама, бабушка и Родион читают.
— А какие книжки ты любишь? — спросил учитель.
— Новые, — ответила Ариадна. — Старые уже рваные.
— Разве ты не знаешь, что книжки рвать нельзя? — спросила пожилая учительница Анна Дмитриевна.
— Знаю, — сказала Ариадна. — Но я забыла.
«И не рвёт она книжки, всё выдумала, и зачем только?» — тревожился Родион за дверью.
Если он смотрел в скважину, то не слышал, что говорили учителя, а когда прикладывал ухо, то ничего не видел. «Ладно, буду слушать», — решил он.
— Скажи нам, сколько будет два ореха и ещё три ореха? — спросили за дверью.
Некотуха ответила неприветливо:
— Четыре.
Родион ахнул: ведь знает, что три и два получается пять. Он сколько раз считал с нею на её пальцах!
Он не замечал, что в волнении царапал пальцами дверь, почти как Рыжик. Только Родион царапал не внизу, а около ручки.
И вдруг стало ему слышно громко. Учительница Анна Дмитриевна сказала:
— Девочка просто устала ждать, пока её очередь дойдёт. Потому она немного капризничает. Мы ей сейчас поможем…
В щель он увидел, что седая учительница подошла к Некотухе.
— Раскрой обе ладошки. Кладу на одну ладошку — два леденца! — И положила. — А на другую — три! — И тоже положила. — Сколько у тебя леденцов?
Комиссия оглянуться не успела, как Ариадна слизнула языком один леденец и задиристо ответила:
— А вот и четыре! Пятый не считается. Он уже растаял.
И комиссия дружно рассмеялась. Все учителя поняли, что если Ариадна сказала «пятый растаял», значит, она отлично сосчитала, что два и три будет пять.
А молодая учительница покачала головой:
— Ну и подарочек для классного руководителя будет эта упрямица. — И спросила: — Девочка, кто изображён здесь на портрете?
Родион увидел, что учительница показывает на портрет Мичурина, и сразу успокоился. Потому что совсем недавно папа Родиона рассказывал им двоим про стелющиеся яблони, выращенные учёным Мичуриным. Его яблони дают плоды и на дальнем Севере, где раньше они вымерзали. А теперь их стелющиеся ветки всю долгую зиму, как тёплым одеялом, укрыты снегом, и летом на них вызревают яблоки.
«Ну ответь, Некотуха, ответь! — мысленно торопил Родион Ариадну. — Ты же знаешь!»
Она взглянула на портрет и ответила упрямо:
— Какой-то старик.
В классе наступила тишина. Родион исстрадался за дверью. «Учителя думают, что она ничего не знает. Они же не догадываются, что ей самой сейчас плохо, она залезла в ту невидимую бутылку с узким горлышком и не может вылезти…»
— Ариадна Яковлева, — услышал он голос учителя, — спой нам, пожалуйста, твою любимую песенку.
Петь Ариадна любила. Она знала много песен. Пусть она сейчас споёт ту самую, которую часто пела вместе с бабушкой: «Полюшко-поле, полюшко широко поле, едут да по полю герои, да Красной Армии герои…» Родион неслышно, где-то глубоко внутри себя пел, подсказывая Ариадне песню: «Ну пой же, пой, Некотуха!»
И вдруг услышал:
— Чижик-пыжик, где ты был?.. — резким голосом Буратино пропела Ариадна и… всхлипнула. Родион увидел, как слёзы накипают на её ресницах.
«Теперь уж учителя рассердятся и совсем прогонят её из класса!» — с ужасом подумал Родион.
Седая учительница сняла очки, протёрла их, сказала:
— Ладно, маленькая, иди отдохни. Мы с тобой поговорим в другой раз. — Она положила руку на макушку Некотухи, проводила её до дверей, и Родион отскочил в сторону.
Ариадна вышла. Родион подлетел к ней и закричал. Никогда раньше он не кричал на неё и вообще ни на кого не кричал.
— Ты что??! Ты что??! Не знала, что ли, кто на портрете?
— Мичурин, — шмыгнула носом, тихо и покорно сказала Ариадна, — тот, у кого яблони спят под снегом…
— Ты что, песни другой не знала? Только дурацкий «пыжик»? — наступал Родион, такой злющий, что готов был поколотить её.
И Ариадна, всхлипнув последний раз, вдруг запела своим пронзительным голоском для него одного, чтоб ему доказать:
— Ага! — перебил Родион. — Знаешь ведь!
Она продолжала петь всё громче, доказывая ему, а может быть, потому, что песня помогала ей вылезти из проклятой упрямой бутылки, в которой ей было так плохо:
Они с папой любили эту песню, и Родион им всегда подпевал.
Сейчас, когда она пела, глаза её сияли и слёзы высохли.
Не видели ни Родион, ни Ариадна, что в открытой двери класса стояла и слушала их Анна Дмитриевна, а за нею появились улыбающийся учитель и молодая, очень удивлённая учительница — вся комиссия целиком.
