А ты попробуй - [22]
Примерно через две недели нам стало скучно даже в Манали, и как-то решилось само собой, что Лиз, Джереми, Рэндж и я отправляемся вместе в Дхарамсалу. Там обитал Далай-Лама, куча тибетских монахов, и это должно было быть здорово. А если повезет, можно наткнуться и на Ричарда Гира[15].
Манали стало для меня теплым надежным одеялом, и от одной мысли о том, что придется его покинуть, все прежние страхи вылезали наружу и мурашками расползались по коже. Успокаивало то, что большая компания позволит отгородиться от местных, и что раз уж все равно надо двигаться, то лучше так. Знающие люди говорили, что Дхарамсала – такой же тихий городок, как Манали, и что эта поездка мягко подготовит нас к перепетиям больших перегонов.
В Дхарамсале нам не понравилось – главным образом потому, что в первый же вечер мы наелись какой-то гадости. Я всю ночь просидел на унитазе, а Джереми проблевал через окно. Конечно, было ошибкой заказывать паеллу[16], но ресторан под названием “Вудсток” казался таким опрятным, и нам так хотелось расслабиться.
Джереми не переставая ныл, что с тех пор, как он был здесь прошлый раз, город коммерциализировался, и что тибетцы разменяли на деньги лучшее в Индии место для духовной рефлексии. На самом деле причина его нытья была в другом – сестры-близнецы его прежде уникальной расшитой бисером торбы висели здесь в витрине каждой лавки.
Специально чтобы его позлить, я купил себе одну из них.
Мы решили передохнуть несколько дней и двинуться вниз в Раджастан.
Чтобы добраться до Раджастана, нам пришлось вернуться на автобусе в Дели, и уже оттуда отправиться на поезде на запад в Джайпур. Все это плелось еле-еле, внутри было жарко, грязно, неудобно, и воняло. Вдобавок, во время поездки Рэндж вдруг подружился с Джереми, и это страшно выводило меня из себя.
На каждой остановке вместо того, чтобы проклинать несчастную колымагу за то, что она еле тащится, они выпрыгивали из вагона, бродили вокруг, болтали, покупали жрачку и чай, швырялись деньгами, и только движение автобуса/поезда могло прервать это удовольствие. Я попробовал делать то же самое, и очень скоро мне понравилось.
Хитрость заключалась в том, чтобы смотреть на путешествие другими глазами. Если ты просто добираешься из пункта А в пункт Б, тебе кранты. Через некоторое время начнешь грызть от тоски собственные пятки. Нужно смотреть на путешествие, как на процесс. Это ведь тоже определенного рода деятельность, ритуал, вращающийся вокруг разговоров, еды, остановок и разминок. Можно сказать, что поездка – это маленькая вечеринка.
Впервые я разговаривал с индусами, и хотя никто из них не говорил по-английски настолько, чтобы сообщить мне что-либо интересное, держались они приветливо и один раз даже заплатили за чай. Я отказывался, но они настояли. Меня смутил этот жест, поскольку я уже твердо усвоил теорию: никогда не доверяй индусам, это шайка бандитов, которые почитают за доблесть надуть тебя в жопу через соломинку, потому что ты богатый, и руки у тебя – в крови колоний, а если они с тобой разговаривают, значит им что-то от тебя надо. Чашка чая стоила два пенса, и я не понятия не имел, чем должен буду за нее расплачиваться. Вроде, никто не просил меня подарить кредитную карточку, и мне с трудом верилось в существование сложного плана, когда мое расположение должно принести им выгоду в будущем. Как бы там ни было, я стал объектом на редкость трогательной заботы, и мне это нравилось.
Раньше все эти толпы индусов только и мечтали затащить меня в свой магазин, ресторан, отель или такси – они хотели только моих денег; и вдруг поезд оказался некомерческой зоной. Меня оставили в покое, а если кто-то заговаривал, то потому – наверное, – что ему хотелось поболтать. После того, как несколько человек заплатили за мой чай и исчезли, даже не поинтересовавшись, где меня искать, я начал подозревать, что имею дело с настоящим гостеприимством. Все это было очень странно.
Я всегда считал, что перемещения в пространстве – это херня, и их приходится терпеть только потому, что надо добраться до места, которое хочешь увидеть, теперь же я заподозрил, что как раз цель-то – дерьмо, которое надо терпеть ради путешествий.
Все это становилось очень интересным. Мое “Нннн” превращалось в “Мммм”.
Джереми знал в Джайпуре клааассный отель, и сразу потащил нас туда. Заведение оказалось действительно приятным, так что мы кинули сумки, отмылись и остаток дня провалялись на кроватях.
Мы с Лиз были в комнате вдвоем, и я зачем-то спросил, с чего это она вдруг втрескалась в Джереми.
– Не будь идиотом.
– Я не идиот.
– Я ни в кого не втрескалась! Я терпеть не могу бородатых.
– Честно?
– А если бы и втрескалась, что с того?
– Что значит, если бы и втрескалась?
– Если бы я в него действительно влюбилась?
– Ну, я не знаю...
– Я имею право влюбляться в кого хочу и не спрашивать у тебя разрешения.
– Я просто подумал, что раз между нами...
– Что между нами?
– Ну, ты понимаешь...
– Не понимаю.
– Понимаешь. Между нами имеются в некотором роде сексуальные отношения.
– Между нами нет сексуальных отношений, Дэйв.
– Разве?
АнонсНет, не забудет никто никогда... школьные годы, блин...Семнадцать лет, желание нравиться женщинам, потребность в самоуважении и уважении однокашников, которого можно добиться, лишь став круче всех... И кажется невероятным, что есть на свете такой человек, которому на все эти проблемы наплевать. Тем не менее, вот он, Новенький – умный, красивый, независимый, сильный. Рядом с ним ты кажешься себе гнусным уродцем и так мечтаешь подружиться с этим удивительным человеком. Так сильно, что впору даже усомниться в собственной сексуальной ориентации...Сатклифф виртуозно выворачивает подростковые комплексы и страхи, с иронией исследует абсурдность школьной жизни и хитросплетения школьной иерархии.
Бен и Олли — друзья не разлей вода. Они обычные мальчишки, живущие в обычном лондонском пригороде. Но однажды их мирная и скучная жизнь буквально взрывается — на их улице поселяется таинственный Карл. У него странные игры, странный язык и странные желания. И он очень, очень опасен. С Карлом весело, страшно и опасно. Но вот проблема — Бен не готов уйти на второй план, а его верному оруженосцу Олли с Карлом куда интереснее. И вся троица пускается в приключения, которые вскоре перерастают в неприятности, а затем и вовсе в борьбу не на жизнь, а на смерть.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.