А. Разумовский: Ночной император - [150]
Петр все-таки уразумел, что не в короле сейчас дело — в графе Разумовском.
— Да, пушки в голове… Да, с этим мы решили — никакой отставки. А потому — выпить! Эй! Эй! — задергал он, бегая по кабинету, синие, красные и зеленые шнуры, каждый из которых имел свое предназначение.
Видимо, перестарался. С разных дверей набежали сразу трое — двое военных и один в партикулярном платье.
— Я разве звал вас? — затопал на них ботфортами суматошный император. — Подайте мне сюда Ганса-денщика!
Не успели убраться эти двое, как предстал новоявленный камер-лакей. Истинно солдатского вида пруссак, с огромным подносом в руках, на котором в бивуачном беспорядке громоздились темные и светлые бутылки, куски ветчины, резаной рыбы, соленые огурцы, миска с капустой, бокалы и курительные трубки. Не спрашивая разрешения, этот развязный денщик в чине полковника протопал к столу, заваленному бумагами прежнего царствования, и бухнул поднос на реляции Бутурлина, на указы Сената, на прошения и помилования, так что одна из бутылок свалилась на пол.
— Не правда ли, славный малый? — с восхищением и сам император топнул ботфортом. — Пошел, Ганс, прочь! Сами нальем. Не так ли, граф?
— Ваша правда, ваше императорское величество, — не заставил себя упрашивать Разумовский и тоже подошел к столу.
— Истинно моя. За нового императора, граф! Ха-ха!.. — с неподражаемой безалаберностью налил он водки и поднял свой бокал.
— За ваше императорское величество! — еле успел Разумовский свой бокал поднять.
Доводилось ему пивать и в разгульной дружеской компании, и в дорожной карете, и у охотничьих костров, но не без скатерти же. Не на письмах несчастных ссыльных! Император взгромоздился возле подноса на край стола, и не оставалось ничего другого, как усесться обочь того же расхристанного подноса. Император хватал щепотью то рыбу, то капусту, а руки вытирал первыми попавшимися бумагами. Разумовский, на счастье, успел поднять с полу накидку и теперь пользовался ею как салфеткой.
Весь развал елизаветинского стола был перед глазами. И в помине не было заглядывать в бумаги, но из-под императорской задницы крупные черные буквицы траурно кричали; как было не обратить на них внимания. Там ведь совсем знакомое плакалось: «…Раба Божия Лопухина из Сибирей вопиет: простите, Христа ради, ваше императорское величество! Пощадите несчастную! Дозвольте возвратиться в город вашего батюшки, чтобы припасть к милосердным стопам…»
Дочитать дальше не довелось: император выдернул из-под себя и эту бумагу, вытер руки и бросил на пол. Там уже не одно прошение валялось…
То тетушке было некогда, то племянничку не до того…
— Вы что-то побледнели, граф? — привел его в себя голос императора. — На вас не похоже.
— Хвори, ваше императорское величество, нестроение в делах…
— Дела? Дела! Там еще канцлер Воронцов, говорите? Вот принесла нелегкая! Поэтому я отпускаю вас, граф Алексей Григорьевич. Истинно вовремя вы пришли. У меня и пушки в голове бить перестали! Да я приказал вовсе им замолчать. Разве можно ссориться с моим любимым королем?
— Не будем ни с кем ссориться, ваше императорское величество, — слез со стола Разумовский, поклонился, подняв с пола поднос свой, прикрыл его изрядно помятой накидкой и вышел в приемную.
Канцлер Воронцов поспешил навстречу:
— Я уж думал, вы в Пелым где-то пелымите… Что делали так долго?
— Водку петровскую с императором дули, — без улыбки ответил Разумовский. — На этот раз обошлось… что-то будет дальше?..
Он не успел сделать к выходу и двух шагов, как появился тот же денщик и от дверей выкрикнул:
— Кто тут Воронцов? Приказано — к его императорскому величеству!
Воронцов жалко и покорно оглянулся и ушел вслед за денщиком… или новым секретарем?.. Кто его знает. Времена наступали переменчивые…
Об этом же думал фельдмаршал граф Алексей Григорьевич Разумовский, самолично, без лакея, унося с глаз долой свои собственные регалии.
«Так-то вот, Елизаветушка…» — пожаловался он дворцовой коридорной дорожке, по которой сновали взбаламученные, ошалелые люди.
В тот же день он со всем своим скарбом выехал из деревянного Зимнего дворца, так и не попав, подобно Елизавете, во дворец новый, каменный, которому вместе с ней отдал немало труда.
Ну, да ведь не в Пелым же пелымиться. Высочайшего позволения не требовалось. Свой дом у Аничкова моста — что там, дворец?
Как хорошо, что осенило его в те баснословные времена обзавестись своим домком…
«До ридной хаты!» — с забывшимся придыханием добавил он, отдавая распоряжения слугам.
III
Хуже складывались дела у брата.
Мало, что президент Академии наук, мало, что гетман малороссийский — так еще и командир гвардейского Измайловского полка. Новому императору дела не было до забот научных, не слишком-то заботила и откатившаяся далеко на юг Малороссия, но уж Измайловский полк!.. Не зря же он с малых лет играл в солдатиков, подражая, разумеется, любимому прусскому королю. Сейчас под его рукой солдатики были настоящие. Казаки и калмыки поили своих гривастых степных коней в Одере и Шпрее. Падали ниц Кенигсберг и Берлин. Несокрушимый Кольберг — и тот в день смерти Елизаветы прислал ключи. Но… «Не быть по сему!» — проснулся в «чертушке» дух противоречия. Уже в ночь смерти Елизаветы поскакали фурьеры во все действующие армии, и прежде всего к генералу Румянцеву с приказом: «Остановить всякие враждебные действия против короля прусского!»
Таинственная смерть Саввы Морозова, русского предпринимателя и мецената, могущество и капитал которого не имели равных в стране, самым непостижимым образом перекликается с недавней гибелью российского олигарха и политического деятеля Бориса Березовского, найденного с петлей на шее в запертой изнутри ванной комнате. Согласно официальной версии, Савва Морозов покончил с собой, выстрелив в грудь из браунинга, однако нельзя исключать и другого. Миллионера, чрезмерно увлеченного революционными идеями и помогающего большевикам прийти к власти, могли убить как соратники, так и враги.
Новый роман современного писателя-историка А. Савеличе-ва посвящен жизни и судьбе младшего брата знаменитого фаворита императрицы Елизаветы Петровны, «последнего гетмана Малороссии», графа Кирилла Григорьевича Разумовского. (1728-1803).
Об одном из самых известных деятелей российской истории начала XX в., легендарном «генерале террора» Борисе Савинкове (1879—1925), рассказывает новый роман современного писателя А. Савеличева.
Роман современного писателя А.Савеличева рассказывает о жизни и судьбе одного из самых ярких и противоречивых политических деятелей в истории России – Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911).
В романе А. Савеличева «Забереги» изображены события военного времени, нелегкий труд в тылу. Автор рассказывает о вологодской деревне в те тяжелые годы, о беженцах из Карелии и Белоруссии, нашедших надежный приют у русских крестьян.
Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.
Роман «Легенда Татр» (1910–1911) — центральное произведение в творчестве К. Тетмайера. Роман написан на фольклорном материале и посвящен борьбе крестьян Подгалья против гнета феодального польского государства в 50-х годах XVII века.
Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.
«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда… Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.
Представителю древнего боярского рода Басмановых Алексею Даниловичу (?-1570) судьба предначертала испытать в жизни и великий триумф, и великую трагедию. Царский любимец, храбрый и умелый военачальник, отличившийся при взятии Казани, в Ливонской войне и при отражении набега крымских татар, он стал жертвой подозрительности и жестокости Ивана Грозного. О жизни крупного военного и государственного деятеля времён царя Ивана IV, вдохновителя опричнины Алексея Даниловича Басманова рассказывает новый роман писателя-историка Александра Антонова.
Новый роман известной писательницы-историка Нины Молевой рассказывает о жизни «последнего фаворита» императрицы Екатерины II П. А. Зубова (1767–1822).
Вошедшие в том произведения повествуют о фаворите императрицы Анны Иоанновны, графе Эрнсте Иоганне Бироне (1690–1772).Замечательный русский историк С. М. Соловьев писал, что «Бирон и ему подобные по личным средствам вовсе недостойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны».
Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).