А еще я танцую - [69]

Сегодня долго писать не могу. Вся прихожая у меня заставлена мусорными мешками с промокшим барахлом. Надо их вынести, а потом мчаться в страховую.

Пьер-Мари, а можно я тоже задам вам вопрос высшей категории сложности? Я очень хорошо помню, как несколько недель назад вы писали мне про мою «землячку» из Сарты (кстати, что от нее новенького?), которая грозилась приехать к вам из Ле-Мана, и добавили: «Наша с вами встреча была бы большой ошибкой. Магия наших отношений заключена в буковках на экране». Скажите, после того как мы с вами сделали друг другу столько признаний, вы по-прежнему думаете, что встреча «в реале» обязательно «разрушит волшебство»?

Понимаю, что сейчас вы по горло заняты своими норвежскими двойняшками, и не тороплю вас с ответом. Подумайте хорошенько, а потом напишите.

Кстати, да, я обожаю маринованные огурцы и айвовое варенье. Я вообще фанатка всего, что можно есть руками или намазывать на хлеб.

Обнимаю вас.

Аделина

20 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая жертва наводнения!

Я счастлив, что вы снова на суше!

Нет, я никогда не запрашивал никаких официальных документов по поводу Вериного исчезновения. Понимаю, что вам такая справка необходима, но у меня мысль о бумагах, подтверждающих, что затея полностью провалилась, вызывает насмешливое недоумение. Что дальше? Сертификат о проваленных экзаменах? Диплом о неудачном браке? Аттестат о загубленной жизни?

Желаю вам быстро и с наименьшими потерями преодолеть все бюрократические препоны. А что касается квартиры, то я на вашем месте не слишком бы торопился. Иметь в Париже место, где приклонить голову, не так уж плохо (это вам говорит провинциал).

Ваш вопрос высшей категории сложности вывел меня из равновесия. Да, конечно, с марта под мостами (и у вас на кухне) утекло немало воды и мы с вами открыли друг другу немало секретов, но я думаю, что время нашей встречи «в реале» еще не настало.

Именно об этом я в первую очередь подумал, когда в четверг читал ваше письмо. По зрелом размышлении могу привести в защиту своей точки зрения два аргумента.

Первый. Я действительно побаиваюсь сломать слишком хорошую игрушку. Боюсь, что, увидев и услышав друг друга, мы обнаружим, что наши лица и голоса не соответствуют тем представлениям, которые у нас сложились друг о друге и которые нас более чем устраивают. Беда в том, что вернуться назад и отменить суровую реальность будет уже невозможно.

Второй. Сейчас конец мая, а значит, скоро лето. Летом мой дом, большую часть года населенный призраками, снова заполнится живыми людьми — не в таких количествах, как раньше, но все же. А вот с наступлением сентября он опять опустеет и в нем воцарится тишина. Я уже пережил две подобные болезненные трансформации и со страхом жду третьей. Честно скажу: я буду с совсем другим настроением готовиться к холодам и переходу на зимнее время, если буду знать, что впереди у меня перспектива встречи с Аделиной — консультантом, доверенным лицом, исполнительницей хоралов, любительницей шнапса, виртуозом травяного чая, читательницей, вруньей, выдумщицей, мамой умершего в младенчестве Филимона, мастером ночной фотографии, воровкой чужих писем, женой человека, сбежавшего с моей собственной, сиротой и обладательницей зажигалки «Зиппо»… (При всей своей скупости не могу удержаться от знака многоточия.)

Вот что я, эгоист, об этом думаю. Если вы скажете, что с ужасом ждете приближения лета и, если мы отложим знакомство на осень, просто умрете, дайте мне знать.

Я вас выслушаю.

Пьер-Мари

Р. S. Двойняшки спят, читают, занимаются спортом и пьют мое бордо урожая 2000 года. Я готовлю им телячий бланкет и мясные бульоны (ничего этого в Бергене и в помине нет).

P. P. S. Да, насчет вашей «землячки». Разумеется, это она послала меня куда подальше. Если спросите, заслуженно или нет, я отвечу, что вполне заслуженно.

27 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

В те времена, когда я еще работала консультантом, ко мне приходили самые разные люди. Я завела привычку записывать в блокнот первое впечатление от каждого пациента. Некоторые открывали дверь в кабинет чуть ли не ногой (один ее даже снес), другие — ступали на цыпочках и боязливо оглядывались. Кроме того, я записывала первые произнесенные ими слова, фиксировала манеру пожимать мне руку. Помню одну пожилую даму — навскидку ей было лет 70, — которая сдавила мне пальцы с нечеловеческой силой и громко воскликнула: «Здравствуй, сестра!»

В основном ко мне приходили страдальцы — в последней надежде на помощь. По разным причинам им не удавалось собрать в кучку разные особенности своей личности, в результате чего я наблюдала беспорядочную жестикуляцию, странную мимику, всевозможные тики и прочие заикания. За каждого из них — более чем красноречиво — говорило тело, и моя работа состояла главным образом в том, чтобы примирить между собой утратившие согласие части организма и заставить их прекратить взаимную вражду. Время от времени в кабинете появлялся человек на костылях, в гипсе или шинах. «Вы что, упали?» — спрашивала я и выслушивала рассказ о пропущенной ступеньке, скользкой ванне, разбросанных детских игрушках, отъезжающем автобусе и так далее, то есть о неприятных случайностях, которые вовсе не были случайными. Люди не спотыкаются, не подворачивают ногу, не оскальзываются и не падают просто так. Подобное происходит только с теми, кто потерял внутренние ориентиры, а вместе с ними и способность удерживать равновесие.