Здание перестало дрожать, а тьма, что секунду назад так плотно затянула церковные окна вмиг сменилась привычным серым небом.
Я ощутил себя так, словно во мне открылось второе дыхание, однако вместе с тем, дыхание это было словно чужим и каким-то неправильным. Многочисленные цвета от примененных аур сменились одним — фиолетовым. Но если энергия в руках старика была скорее сиреневой, мой оттенок был куда темнее, практически вельветовым.
— Так не должно быть… — на лице старика читалось смятение. Он оглянулся по сторонам и убедился в том, что выброс искаженной энергии прекратился. — Ты…
Он хотел что-то сказать мне, но в эту секунды за спиной Родиона засопел его лежащий на каменной плите сын, к которому тот сразу и поспешил. Парень был явно не в себе, он тяжело дышал, его костлявые конечности стучали по полу, а гортань издавала животные звуки.
Старик склонился над ним и всхлипывая принялся лечить.
Примерно в этот момент в здание вбежала ранее оставшаяся снаружи Рита. Она прошла через высокий главный вход и оглянулась по сторонам. Женщина выглядела так, будто постарела лет на десять, а покрасневшие глаза давали понять, что все произошедшее далось ей очень непросто.
Спустя мгновение она заметила Родиона со своим сыном и поспешила подняться вверх к алтарю. Окинув меня виноватым взглядом, Рита обошла своего мужа и и бросилась на колени к своему дитю. Она начала целовать и гладить того по голове, говорить о том, что все позади и мама рядом… однако парню было все равно.
Родион начал заметно злиться, лечение не действовало. Он смотрел на своего сына и, видимо, понимал, что как сильно он бы того не любил, сейчас перед ним лишь блеклая полуживая копия того парня, которого он когда-то запечатал в этот самый склеп своими руками.
Бывший сосуд начал дергаться еще больше, мешая попыткам Родиона себя восстановить. Рита принялась наивно успокаивать его, а её муж применил ту самую силу оранжевого цвета с помощью которой сломал доски на заборе и ноги на мне. Он крепко, почти с ненавистью вжал сына в пол, похоже, сам не зная, что собирается сделать.
Сын принялся выть, как собака, которой наступили на хвост, что только сильнее взбесило его отца.
Рита с ужасом посмотрела на старика и начала бить его по плечам. Осознав, что хватка Родиона от этого никак не ослабевает, она принялась умолять его отпустить сына и попыталась закрыть его своим телом.
Мужчина посмотрел на неё и в порыве гнева наотмашь ударил левой рукой. Усиленный удар откинул Риту на несколько метров, словно она была не тяжелее какого-нибудь небольшого кофейного столика.
Старуха упала на ступеньки, ведущие к алтарю и больше не поднималась.
Полумертвый сын все никак не прекращал выть, но по мере того как отец вдавливал его в пол, вой стал больше походить на хрип.
Я посмотрел на свои руки, темно-фиолетовые узоры с них почти сошли. Возможно, терзания души и прекратились, однако вместе с тем ко мне вернулась старая добрая боль от переломанных конечностей, выколотого глаза и бог знает чего еще.
Голова начала разрываться как от самой страшной мигрени, все тело ощущалось ватным и слабым, однако я все же попытался опереться о край склепа, чтобы выбраться наружу.
Мерзкий хрип сына Родиона резко прекратился, после чего мужчина отпустил уже окончательно мертвое тело своего ребенка и какое-то время еще сидел над ним.
В конце-концов он медленно и быстро оглянулся назад, сначала он посмотрел на меня, медленно выкарабкивающегося из каменного гроба и, возможно даже хотел бы что-то с этим сделать, однако через мгновение его взгляд упал на тело своей жены, что лежала на лестнице с лужей крови, стекающей из разбитой головы.
Вместо того, чтобы броситься к своей супруге и начать оказывать ей первую помощь, Родион лишь обречено подошел к её телу, словно уже понимал, что она мертва. С тяжелым взглядом он водрузил её на себя. После чего развернулся, и посмотрел на меня.
Я в панике начал смотреть то на крышку склепа, где лежит его сын, и которой он сейчас вполне себе может закрыть меня, то на самого старика, однако Родион по какой-то причине решил этого не делать.
Скорее всего, ему уже было просто всё равно.
— Уроборос? — спросил он меня, и так зная ответ.
Я ничего не ответил.
Мы еще какое-то время смотрели друг на друга, а затем он поправил тело жены у себя на плече и водрузил сына на другое плечо. После чего зашагал прочь из церкви. Не представляю, о чем он думал и что чувствовал.
Уверен только в одном — мне его не жаль. Насколько бы не был печален тот факт, что ему пришлось запечатать внутри этого гроба своего сына, я здесь ни при чем. Я несколько раз за день смирился со своей смертью, в самых разных ситуациях, и все они — вина этого полоумного ублюдка, который решил, что раз у него есть слезливая история о сыне, он может играться с энергией, да и с людьми тоже.
Я смотрел ему в спину со злобой и презрением. Я напряг руки и, несмотря на боль в ногах, смог перекинуть себя через край склепа.
Первым делом, оказавшись на полу, я попытался активировать ауру «Пренебрежения болью», однако энергетический коктейль в моем теле и каша в голове свели все попытки обезболиться на нет.
