95-16 - [25]

На столе дежурного позвонил телефон.

— Polizaimat,[23]— сказал дежурный, снимая трубку. — Ин­спектор? Нет, я вам повторяю в третий раз: не знаю, куда уехал, и не знаю, когда вернется! Вот пристал! — буркнул он, отложив трубку. — С самого утра надоедает…

— Мне инспектор, собственно говоря, не нужен, — вер­нулся Шель к прерванному разговору. — Я только хотел спросить кое о чем.

— Слушаю вас.

— Я приехал в Гроссвизен вчера и, вероятно, пробуду здесь еще пару дней. Нужно ли мне прописываться?

— На три-четыре дня? Нет, не нужно. Тем более что ин­спектор вас знает.

— Очень хорошо, спасибо. — Шель сделал движение, словно собирался уйти, но задержался и спросил: — Пять дней назад покончил с собой мой приятель Леон Траубе. Мне бы хотелось узнать, кто в полиции занимался его де­лом, и, если можно, поговорить с этим человеком. Не оставил ли покойный каких-нибудь вещей?

— То, что от него осталось, не представляет никакой цен­ности. Узел с его одеждой, книгами и личными вещами на­ходится у нас на складе. Делом занимался помощник ин­спектора Грубера, следователь Земмингер. Но его сейчас нет.

— Тогда извините. Большое спасибо.

Шель покинул участок и зашел в кафе. За чашкой кофе он еще раз тщательно продумал все детали этой странной и сложной истории.

Всю вторую половину дня Шель провел в лагере для пе­реселенцев из Польши на Веберштрассе. Лагерь произвел на него крайне тягостное впечатление.

В каждом из стоявших ровными рядами бараков, в кото­рых раньше помещалась воинская часть, ютилось около че­тырехсот человек. Они встретили Шеля с любопытством и не­доверием. Разговорились не сразу. Только потом беседа стала более непринужденной. Все рассказы походили друг на дру­га. Все жаловались на разочарование, испытанное по приез­де, на мучительную волокиту с оформлением документов, бюрократизм властей, недружелюбие со стороны местного населения и отсутствие перспектив на будущее.

Пребывание в лагере длилось в среднем месяцев девять-десять, но иногда затягивалось на годы. Пожилым было практически невозможно устроиться на работу, молодежь мечтала уехать за океан — в Канаду, Австралию…

Под плоскими крышами запущенных бараков царило уны­ние, подавленность и… тоска по родине.

На город спустились сумерки. Желтым блеском сияли прямоугольники окон. На фасадах домов сверкали неоновые рекламы: Trink coca-cola. Sunil wascht weiss. Nur bei Lцwe Т. V.! [24] Автомашины и мотороллеры наполняли улицу гулом моторов, из ресторанов и кафе доносились звуки му­зыки. Приближалась тихая, теплая ночь. Одни жители Гроссвизена развлекались, другие совершали вечернюю прогулку, третьи наблюдали за прохожими из окон своих домов.

Шель медленно шел по направлению к парку, где поме­щался ресторан «Красная шапочка». Ему было интересно, что принесет предстоящая встреча. Возможно, Грубер суме­ет внести немного ясности в это загадочное дело. Быть мо­жет, следствие принесло какие-нибудь результаты?.. Шагая по аллеям парка, Шель уже издали слышал голоса, смех, музыку. Над террасой ресторана и в саду висели гирлянды искусственных цветов, разноцветные лампочки и фонари. Яр­кие огоньки просвечивали сквозь листву. На тесной стоянке для автомобилей стояло несколько машин.

Шель замедлил шаг. Инспектор — если он не пришел до сих пор — должен вот-вот появиться. Встреча назначена на девять часов.

На просторной террасе танцевали калипсо. Звуки саксо­фона и барабана раздавались в темном парке гулким эхом. Оркестра не было видно — должно быть, музыканты сидели в зале.

Шель оглянулся. К стоянке подъезжали две машины: маленький «фольксваген» и большой черный «опель». На первой приехала молодая пара, из второй вышел инспектор.

Повинуясь какому-то неясному чувству, Шель остановил­ся. Он почему-то решил запоздать на несколько минут.

Грубер тщательно запер дверцу машины и прошел мимо расставленных на газоне столиков. Несколько мгновений он наблюдал за танцующими, затем обогнул террасу и исчез в дверях ресторана.

Шель поспешил за ним и, остановившись у двери, осто­рожно заглянул внутрь. Оркестр расположился в небольшой нише справа от входа. Зал был небольшой. Вдоль стен тя­нулись столики, отгороженные друг от друга ширмами из ткани, разрисованной забавными узорами. Благодаря часто расставленным туям и пальмам в кадках, а также скупому освещению столики за ширмами казались изолированными.

Оркестр перестал играть, танцующие, смеясь и разгова­ривая, возвращались на свои места. Инспектор сел на высо­кий табурет у полукруглой стойки и что-то сказал одной из официанток. Та улыбнулась в ответ, кокетливо погрозила пальцем и поставила перед ним полную рюмку. Грубер повернулся, пытаясь заглянуть в ближние ниши, и посмотрел на часы. Он опорожнил рюмку, положил деньги на стойку и намеревался встать, когда вдруг открылась низенькая дверь в самом конце зала и в ресторан вошла Кэрол.

Мужчины у стойки разом замолчали, кто-то тихонько свистнул; даже Шель не мог отвести от нее глаз.

Кэрол, заметив произведенное ею впечатление, останови­лась словно в нерешительности. Декольтированное платье из зеленой тафты плотно облегало ее стройную фигуру. Иг­рая сумочкой, она озиралась кругом.