95-16 - [19]

— Очень метко!

— Он уговаривал меня участвовать вместе с ним в свя­точном представлении — в костюме черта…

— Идеальная роль для тебя, — буркнул Джонсон.— Могу тебе одолжить рога.

— Успокойся, старина! Я это выдумала, чтобы отвлечь вас от вашего подвала.

Она протиснулась между столом и коленями Шеля, положив ему руку на плечо, когда он попытался встать.

— Господин помощник прокурора, — обратилась она к мужу. — Вы забываете о своих обязанностях. Рюмки не налиты.

Джонсон поднялся.

— Что ты будешь пить: бенедиктин, шерри-бренди или смирновскую водку?

— Мне принеси шерри, милый! — попросила Кэрол. Когда муж вышел из комнаты, она кокетливо взглянула на гостя.

— После скольких рюмок вас удается расшевелить?

— Смотря когда. Я выпиваю редко, но голова у меня крепкая. Да и не знаю, следует ли мне особенно «расшеве­ливаться».

— Вы что, боитесь? — она лукаво подмигнула ему. Шель почувствовал себя неловко. Ему не хотелось стать причиной супружеской ссоры. К счастью, вернулся. Джонсон. Ставя на стол бутылки и рюмки, он спросил:

— Тебе с водой или со льдом?

— Если можно, чистую.

— Ну да, — заметила Кэрол. — Вы, поляки, не разбав­ляете водку.

Диктор объявил:

— Сейчас перед телезрителями выступит знаменитый ор­кестр Карло Боландера.

— За здоровье деда Мороза! — сказала Кэрол, раздав рюмки.

Комната наполнилась звуками ритмичной танцевальной мелодии. Вино было замечательное, и по всему телу Шеля растекалось приятное тепло. Кэрол бросила ему призывный взгляд. Темпераментные звуки оркестра действовали возбуж­дающе. В комнате становилось все жарче…

* * *

Шель лежал в постели в темной комнате на Эйхенштрассе. Сквозь открытое окно врывался прохладный ветерок и шевелил полинявшую занавеску.

Впечатления минувшего дня не давали ему уснуть. В памя­ти, как в калейдоскопе, одни за другими, возникали и исче­зали картины и ощущения, толпились обрывки мыслей, усту­пая место все новым волнам воспоминаний.

Кэрол! Молодая, красивая, изящная… Они танцевали весь вечер так, словно им никогда не предстояло разлучаться. Только когда смолкли звуки последнего танго, они неохотно вернулись к столу.

Шель глубоко вдохнул воздух. Его огорчало, что он рас­строил Джонсона своим поведением. Пол много пил, стано­вился все угрюмее и, наконец, погрузился в упрямое, серди­тое молчание.

Поздно ночью он проводил Шеля. Приятели холодно по­прощались, и американец ушел обиженный и сердитый. «На черта мне сдалось все это: и Гроссвизен, и Пол, и Лютце? — подумал Шель. — Уеду завтра, и все будет кон­чено».

В голове у него зашумело, мысли рассеялись. Очертания мебели расплылись, картина с мельницей превратилась в бесформенное пятно.

Засыпая, Шель опять думал о Кэрол.

Коричневый

фибровый

чемодан

Тихие ночные часы проходили один за другим. Шель ви­дел тяжелые сны и беспокойно ворочался с боку на бок.

Проснулся он усталым и разбитым как раз в тот момент, когда тщетно пытался убежать от большеголового пауко­образного существа с глазами, укрепленными на столбиках. Освобождаясь от ночного кошмара, Шель медленно возвра­щался к действительности. В висках стучало, язык был су­хим и тяжелым.

Он поднялся, когда солнце уже стояло высоко и играло на подоконнике теплыми бликами. Бреясь и одеваясь, он пе­ребирал в памяти события минувшего дня и пытался угадать, что принесет ему предстоящее посещение блиндажа. Прочел ли Лютце записку? И вообще помнит ли он вчерашнюю встречу?

В это время на кухне у фрау Гекль мужчина в синем ко­стюме вертел в руках мятый голубой конверт.

— Вы уверены, что он еще у себя?

— Совершенно. Вернулся поздно ночью и теперь спит. Де­сять минут назад я проходила мимо его комнаты. Там никто даже не шевелился…

— Гм… Отправитель не указан…

— И марки нет. Пришлось заплатить тридцать пфенни­гов почтальону. Надеюсь, он мне вернет?..

— Что он делал вчера?

— Утром ходил к герру Джонсону. Вернулся около часу ночи. Где был и чем занимался, не знаю.

— Проверьте еще раз, не встал ли он. Мне не хочется, чтобы он застал меня здесь.

— Ну ладно, пойду посмотрю, хотя я и без того целый день бегаю вверх и вниз…

Когда фрау Гекль вышла, мужчина подошел к окну и поднес конверт к свету.

— Любопытно, от кого это, — буркнул он. — Приехал вчера, никого почти здесь не знает… — Мужчина всматри­вался в конверт, пытаясь разобрать содержание письма. — Заклеено крепко. Какая-то печатная бумажка… Квитанция… Gepackaufbewahrung,[19] Гроссвизен… Что-то неразборчивое, наверное, дата. Предмет: ein Koffer[20]— медленно расшиф­ровывал он. — Любопытно!

Раздались шаги, и мужчина снова сел на стул.

— Проснулся, — сообщила, входя, фрау Гекль. — Выша­гивает по комнате и что-то болтает на своем языке. Навер­ное, сейчас спустится.

— Тогда разрешите откланяться. Вот письмо. Если поляк принесет днем какой-нибудь багаж — быть может, чемо­дан, — постарайтесь выведать, что в нем находится. Вы пони­маете, никогда не знаешь, что могут выкинуть эти туристы из-за железного занавеса. Нам необходимо быть бдитель­ными…

— Конечно. Вы можете положиться на меня. Я еще не забыла, что мой сын погиб под Варшавой…

Несколько минут спустя внизу появился Шель. Фрау Гекль встретила его в коридоре.