9 дней - [5]
Гаривас подпевал: «Penny Lane is in my ears and in my eyes…»
— Фура т-т-тормозит, «Волга» тоже. — Лобода сблизил телефон и «Кент». — Эта овца со страху уходит в-в-влево.
Он сместил влево зажигалку, и она оказалась напротив пачки «Мальборо».
Девочка уронила грызуна и захныкала. Женщина глядела то вперед, то за кресло, и пыталась нащупать на полу игрушку. Раздался органный звук пневматических тормозов, у фуры заморгал правый поворотник. Пожилой толстяк в «Волге» поставил передачу в нейтраль и притормозил. Женщина быстро заглянула за кресло и наконец подняла грызуна. А когда она посмотрела на дорогу, то между капотом ее «пежо» и задним бампером «Волги» было метра два, не больше. Женщина умела парковаться и читать знаки, она уверенно ездила на работу и к свекрови в Жуковский. Но когда багажник «Волги» оказался перед ее капотом, женщина, вместо того чтобы дать по тормозам, судорожно закрутила руль влево.
Когда из-за «Волги» на встречную выскочил «пежо», Гаривас успел бросить свою машину вправо и вбил в пол педаль тормоза.
— П-п-представь: эта мыльница против Вовкиной «семерки». Случись лобовое — у нее бы движок в б-б-багажник улетел. Спас он эту овцу, чо там г-г-говорить. — Лобода затянулся. — И д-д-дочку ее спас. Он машину б-б-бросил вправо — а там меняли бордюрный к-к-камень. Небольшой участок, метров п-п-пять или шесть. Там бордюра не было, п-п-понимаешь? Если б был б-б-бордюр, то он бы п-п-просто размочалил правый бок, и все дела. А так его выкинуло на поручень, он его порвал, как б-б-бумагу.
BMW ударил в поручень и со скрежетом его разорвал. Машина качнулась, перевалилась и, крышей вниз, рухнула на шоссе. Искривились стойки, брызнули осколки триплекса. Распахнувшись, ударились об асфальт капот и крышка багажника. Задний бампер кеглей закувыркался к разделительному барьеру, на обочину покатился колесный колпак. Было слышно, как в изуродованной машине играет «Penny Lane». Спустя несколько мгновений с шипением загорелся моторный отсек. «Пежо» на эстакаде вернулся в правый ряд и встал.
— Ты выпей, Никон. — Лобода налил. — Выпей… Т-т-ты прикинь, к-к-каково мне было это слушать. Дэпээсник п-п-попался говорун, все в к-к-красках расписал.
— У него ожоги были очень тяжелые, — глухо сказал Никон.
— Так м-м-моторный отсек же загорелся… Из области ехал м-м-мужик на «газели», б-б-быстро среагировал. Выскочил, п-п-полил из огнетушителя. Молодец мужик, не забоялся — мог ведь б-б-бак рвануть. Потом еще люди п-п-подбежали, вытащили Вову… — Лобода взял рюмку, подержал в руке, поставил рядом с паспарту и спросил: — Сколько Вова п-п-потом жил?
— Полтора суток. Перелом основания черепа, перелом позвоночника в грудном отделе, разрыв диафрагмы, селезенки, перелом грудины… И ожоги.
— А что ты в больнице д-д-делал? Помогал к-к-как-то?
— Нет. Так, рядом сидел. — Никон махнул рюмку. — Он ведь в сознание приходил, ага.
— Д-д-да ладно? — недоверчиво сказал Лобода. — П-п-правда?
— Два раза. — Никон закурил. — Узнал меня.
Неподвижное лицо в буро-фиолетовых кровоподтеках над белоснежной воротниковой шиной казалось раскрашенным муляжом. Изо рта торчала гофрированная трубка интубатора, у изголовья мерно вздыхал аппарат ИВЛ, от стойки с реополиглюкином шла к подключичке силиконовая система. Из-под простыни тянулись дренажи с раневым отделяемым и мочой. Рядом с функциональной кроватью, полулежа в неудобном кресле, дремал Никон. Он сел, сонно посмотрел на наручные часы, поднял глаза и вздрогнул. Гаривас был в сознании.
— Вова… — Никон привстал. — Вова! Я здесь, слышь! Утром Бравик приедет… Старый, тебе больно? Я щас позову всех… Тебе больно, да? Щас — промедол, блин, омнопон, полегчает… У тебя, конечно, тяжелые дела, врать не буду…
Гаривас два раза медленно опустил веки: мол, понимаю.
— Оперировали тебя, все нормально… Удалили селезенку, диафрагму ушили… Сейчас все стабильно, гемодинамика хорошая, почки функционируют, все обойдется, не бзди…
Он врал, конечно: дела были отвратные. Перелом основания черепа, перелом позвоночника, при спленэктомии было тяжелое кровотечение, едва остановили. Никон выглянул из-за ширмы и громким шепотом сказал сестре:
— Дежурного доктора позовите.
И опять наклонился над Гаривасом.
— Ты давай воюй, блин… Вите Ольга сказала, что ты в командировке. Про машину не думай, хрен с ней, новую купишь…
Гаривас еще раз опустил отекшие багровые веки.
— Ты в пятнадцатой, на Выхино. Тут, оказывается, Игореха Лазарев реанимацией заведует. Кругом наши, блин… Не бзди, умереть не дадим, залечим насмерть.
Гаривас медленно подмигнул Никону и закрыл глаза.
— Потом еще раз пришел в сознание, часа через два, — сказал Никон. — И опять подмигнул. А в полшестого умер.
Бравик подошел к Ольге, поправил очки и сказал:
— Оль, я хотел бы сохранить для себя его фотоархив.
— Ну конечно, — сказала Ольга. — Все фотографии в его лэптопе, приезжай, скачивай. Дать тебе ключ?
— У меня есть. И вот еще что. Над столом висит рисунок. Ну, ты знаешь — шарж, сангиной, Юля рисовала. Можно я возьму его себе?
— Конечно.
— Может, мы с тобой там встретимся? Скажем, завтра?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Христианство без Христа, офицер тайной службы, которому суждено предстать апостолом Павлом, экономическое и политическое обоснование самого влиятельного религиозного канона на планете – в оригинальном историческом детективе, продолжающем традицию Булгакова, Фейхтвангера и Умберто Эко.
Публикуемая новелла — фрагмент новой книги «Апрель», герои которой — дружеская компания: прозаик Сергеев, хирург Никоненко, профессор Браверманн и редактор некоего журнала «Время и мир» Владимир Гаривас. Они — постоянные персонажи всех книг автора.
«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.
В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)