700.000 километров в космосе - [9]
Луна напомнила мне гоголевскую «Ночь перед Рождеством», и я представил себе украинское село, засыпанное снегом, парубков и девчат, поющих на улице. Сверкающий в темноте месяц чудился настолько близким, что, казалось, стоит открыть иллюминатор и можно будет достать его рукой и положить в мешок, как описывал это Гоголь. Но всему свое время. И то, что в гоголевскую пору было сказкой, в наши дни становится действительностью. Кому-то из нас, космонавтов, доведется первому и облететь Луну, и побывать у ее кратеров, и даже привезти с собой на Землю мешок лунных камней.
Я не удержался от соблазна и раза два снял самого себя и даже подмигнул в объектив киноаппарата. Затем подбросил бортжурнал и, когда он поплыл в кабине над головой, тоже сделал несколько кадров. Я не специалист по киносъемкам, и хотя снимки получились не ахти какие, они все же в какой-то мере дополняют впечатления, вынесенные из полета.
Перед выходом корабля из тени Земли интересно было наблюдать за движением сумерек по земной поверхности. Одна часть Земли — светлая — в это время была уже освещена Солнцем, а другая оставалась совершенно темной. Между ними была четко видна быстро перемещавшаяся сероватая полоса сумерек. Над ней висели облака розоватых оттенков.
Все было необычно, красочно, впечатляюще. Космос ждет своих художников, поэтов и, конечно, ученых, которые могли бы все увидеть своими глазами, осмыслить и объяснить. Мне запомнился Тянь-Шаньский хребет и горные вершины Гималаев, покрытые ослепительно белым снегом. Их цепи были направлены под углом к линии полета «Востока-2». Горы стояли, как скирды соломы, а между ними синели провалы ущелий.
«Да, я отец Германа».
Летая вокруг земного шара, я воочию убедился, что на поверхности нашей планеты воды больше, чем суши. Великолепное зрелище являли собой длинные полосы волн Тихого и Атлантического океанов, одна за другой бегущих к далеким берегам. Я глядел на них через оптический прибор с трех- и пятикратным увеличением.
Океаны и моря, так же как и материки, отличаются друг от друга своим цветом. Богатая палитра, как у русского живописца-мариниста Ивана Айвазовского, — от темно-синего индиго Индийского океана до салатной зелени Карибского моря и Мексиканского залива.
Один раз в ночной темноте я увидел внизу золотистую пыль огней большого города. Глобус на приборной доске подсказал, что под «Востоком-2» — зарево освещенного Рио-де-Жанейро, одного из крупнейших городов Южной Америки. Там, на бразильской земле, всего несколько дней назад гостил Юрий Гагарин и миллионы людей слышали его рассказ, воочию видели советского космонавта. Любуясь огнями Рио-де-Жанейро, я подумал, что, может быть, в эти минуты кто-нибудь из наших бразильских друзей ловит в эфире сообщения «Востока-2».
Корабль делал виток за витком, и казалась — он не подвластен времени. Но витки не были бесконечным повторением одного и того же, все они разные и в каждом было что-то свое, новое. Работы было много. Я вновь взялся за ручку управления. На сей раз более уверенно, ибо уже знал, как о этом случае ведет себя корабль. Он, как умное живое существо, послушно повиновался моим желаниям.
По графику полета приближалось время отдыха — я должен был спать. График был разумно составлен на Земле. К этому часу я достаточно притомился: ведь «Востоком-2» уже было сделано шесть оборотов и прошло девять часов полета в космосе. Кроме того, длительное пребывание в условиях невесомости вызвало некоторые изменения в моем организме со стороны вестибулярного аппарата, и я временами испытывал неприятные ощущения. Они вызывались особенностями работы вестибулярного аппарата в обстановке, отличной от земных условий. Состояние невесомости особым образом действовало на так называемые отолиты — маленькие камешки, находящиеся в наполненной жидкостью замкнутой полости внутреннего уха человека. В обычных условиях отолиты при изменениях положения головы перемещаются, возбуждая то одни, то другие группы чувствительных нервных окончаний, расположенных в стенках полости внутреннего уха, которые и передают по нервам соответствующую информацию в головной мозг. Потеряв на орбите силу тяжести, отолиты не могут правильно информировать мозг, а значит, способствовать ориентировке космонавта в пространстве.
Чтобы избежать этого, я принимал исходную собранную позу и старался делать поменьше резких движений головой. Сон должен был не только снять охватившую меня усталость, но и в какой-то степени помочь избавиться от неприятных ощущений, связанных с естественными в условиях невесомости нарушениями в вестибулярном аппарате.
В 18 часов 15 минут «Восток-2» проходил над Москвой. Наступало время, отведенное на сон. Но я не удержался и передал в нашу столицу небольшую радиограмму. Сообщая в ней о том, что все по-прежнему идет хорошо и отлично, я сказал о комфорте, окружавшем меня, и пожелал дорогим москвичам спокойной ночи:
— Я сейчас ложусь спать. Как хотите вы, а я ложусь спать…
На этом радиосвязь прекратилась. Приемники были включены, но, как было условлено, никто меня не тревожил вопросами и ни один звук не долетал с Земли. Наземные радиостанции заботливо оберегали мой покой. Время с вечера 6 августа до двух часов 7 августа было отведено мне для отдыха и сна.
