700.000 километров в космосе - [10]

Чтобы не отделяться от кресла, я закрепил себя привязными ремнями и приказал себе уснуть. Нас, космонавтов, врачи приучали засыпать мгновенно, по желанию, и просыпаться точно в заданное время. Я закрыл глаза и уснул. Радиотелеметрический контроль аппаратуры корабля и аппаратуры обеспечения жизнедеятельности и состояния космонавта продолжал свою бесшумную работу.

Проснулся я от какого-то странного состояния тела. Вижу: мои руки приподнялись сами собой и висят в воздухе: сказывалось состояние невесомости. Я засунул ладони под ремни и взглянул на световое табло специального счетчика, показывающего, что корабль идет на восьмом витке. Просыпался я также на десятом, а затем на одиннадцатом витках, взглядывал на табло и тут же снова засыпал. Спать в космосе легко. Переворачиваться не на чем; ни руки, ни ноги не затекают. Чувствуешь себя, как на морской волне.

Окончательно проснуться и приступить к работе я должен был ровно в два часа 7 августа. Но я проспал лишних 35 минут. На Земле это поняли и не будили меня, давая возможность отдохнуть получше. Через две минуты после пробуждения и необходимого туалета я приступил к работе. В космосе ценишь каждое мгновение, и было жаль часов, потраченных на сон.

Все оборудование корабля действовало с точностью часового механизма. Я отдохнул, чувствовал себя свежо и бодро, неприятные ощущения исчезли, и обо всем этом сразу же было сообщено на Землю:

— Никаких снов не видел, выспался, как младенец…

Передав первое после отдыха сообщение и тем успокоив товарищей, бодрствовавших на Земле, я занялся физзарядкой. Для нас, космонавтов, она уже давно стала необходимой потребностью. Если не сделаешь ее с утра — целый день чувствуешь себя не в своей тарелке.

Физзарядка в космосе? В состоянии невесомости, когда собственное тело не ощущает тяжести, казалось бы, невозможны физические усилия. Но это явление было учтено, и наши врачи и инструкторы физической подготовки разработали оригинальный комплекс упражнений. Так, например, космонавт старался оторвать свое тело, привязанное ремнями, от кресла. Это было одно из упражнений для мышц брюшного пресса. Были найдены и другие движения, которые разминали суставы и приводили мышцы, в рабочее состояние.

Физзарядка активизировала сердечную деятельность и сделала меня более бодрым. Я набрался сил и был готов к новым испытаниям. Ведь предстоял еще очень большой путь — пять витков вокруг Земли, свыше 200 000 километров космического полета.

Я вспомнил о том, что обещал товарищам сделать несколько автографов, и надписал их, пролетая где-то над джунглями Индии.

«Восток-2» совершал свои обороты с математической точностью, минута в минуту. Я это проверил по своим наручным часам. Один раз, войдя в тень Земли, я засек время. Когда корабль, прорезав ночь, вновь оказался на солнечной стороне, я стал следить за часовой стрелкой, ожидая нового входа корабля в тень. Он произошел на восемьдесят девятой минуте, то есть именно так, как было подсчитано на Земле и еще в самом начале полета сообщено мне в космос.

У меня был красивый позывной — как бы второе имя, на которое я откликался с орбиты. У каждого космонавта было подобное имя. Но когда мне говорили с Земли: «Ландыши», — было понятно, что в беседу по радио вступает один из моих друзей. Сочиненная нами шутливая песенка о ландышах частенько распевалась в нашем кругу в часы досуга. Полет, потребовавший немало выдержки и терпения, подходил к концу, и товарищи, зная, что приближается трудный, заключительный этап — приземление, старались поддержать мои силы и бодрое настроение.

Приподнятое настроение ни на минуту не покидало меня. Оно возрастало с каждым часом, приближавшим меня к финишу. Я радовался, да и как было не радоваться, если вся научная программа выполнялась успешно. И все подтверждало: полет проходит хорошо. Я посмотрел на контейнеры с пищей: в них хранился запас продуктов на десять суток. В случае надобности полет по орбите мог быть продолжен.

В благополучном приземлении я нисколько не сомневался, верил в корабль, твердо верил в точность расчетов, проведенных математиками под руководством Теоретика Космонавтики, которого успели полюбить все космонавты. Он неразговорчив, но мы помнили каждое его слово и суждение, которые были неоспоримы.

В бортовом журнале появлялись все новые и новые записи, сделанные без помарок. Для каждого витка в нем были отведены свои страницы. И я старательно заносил в них не только обусловленные графиком полета наблюдения, но и свои впечатления и переживания. Мне хотелось записать оценку ракете, которая вывела «Восток-2» на орбиту: «Могучие у нас ракеты. И славу космических полетов в равной мере следует делить между летчиками и теми, кто создает, снаряжает и запускает ракеты».

Эта тетрадь с вытисненным на ее обложке Гербом Советского Союза была своеобразным дневником, и в ней наряду с деловыми записями встречались и такие: «Слышу: Москва транслирует “Подмосковные вечера”». Как-то я провел тыльной стороной ладони по щеке — раздался легкий треск: у меня чуточку отросла борода. «Хорошо было бы перед спуском на Землю побриться», — подумал я, но электробритва осталась на космодроме в чемодане. Я хотел записать в бортжурнал и о бороде и о том, что детская мечта о кругосветном путешествии сбылась столь необычным способом, но это не относилось к делу.