69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы - [29]

На масленой неделе в 1852 году Гоголь начал говеть и поститься.

На исповеди он, возможно, впервые признался в своих сексуальных желаниях. Ржевский духовник Гоголя священник Матвей Константиновский, который приехал в Москву в конце января – начале февраля, осудил писателя и назвал его желания смертным грехом. Для измученного депрессивным психозом Гоголя это был смертный приговор. Он целенаправленно уничтожал себя голодом. Силы уходили, встревоженные церковники настаивали, чтобы он начал принимать пищу, но писатель отказывался. Наконец Гоголь слег в беспамятстве. Врачи холодными ваннами и кровопусканием только ускорили его кончину.

«В увлечениях страсти утопая…». Михаил Лермонтов (15 октября 1814 – 27 июля 1847)

Я сын страданья. Мой отец

Не знал покоя по конец.

В слезах угасла мать моя;

От них остался только я…

Эти строки из лермонтовских черновых набросков любили приводить в своих исследованиях биографы Михаила Юрьевича Лермонтова. Действительно, семейная жизнь его родителей не сложилась. Известно, что Юрий Петрович (1787-1831), отец поэта, изменял своей супруге Марьи Михайловне (1795-1817)… и не только с женщинами. Семейные размолвки однажды закончились рукоприкладством. Это стало последней точкой в их отношениях…

Бабка Лермонтова Елизавета Алексеевна Арсеньева (1773-1845) имела возможность однажды разобраться со своим супругом. Он умер при странных обстоятельствах: отравился, не дождавшись на маскерад своей любовницы из соседнего поместья. Злые языки поговаривали, что яд он принял не добровольно. Арсеньева предприняла все, чтобы уберечь и дочь от неразборчивого супруга. Поэтому родители Михаила не жили вместе. А слабая здоровьем Марья Михайловна, испытавшая позор, сгорела от чахотки, когда Мишеньке исполнилось 3 года. Путем шантажа – Юрий Петрович был беден и мог жить только на доходы с имения Арсеньевой – Елизавета Алексеевна добилась того, что получила право заниматься воспитанием внука, пока тому не исполнится шестнадцати лет. Некоторые полагают, что Арсеньева «подозревала его в гомосексуализме и хотела оградить любимого внука от негативных влияний со стороны отца» (Михаил Вольпе).

«Заботливость бабушки о Мишеньке доходила до невероятия; каждое его слово, каждое его желание было законом не только для окружающих или знакомых, но и для нее самой». Все в доме было устроено для Миши – «все ходили кругом да около» него. Для семилетнего внука бабушка создала нечто вроде потешного полка. Собрала в округе мальчиков его возраста, пошили им военные платья. Особенно он любил устраивать между ними кулачные бои с разбитыми до крови носами. Сам участия в них не принимал, не позволяло здоровье. От рождения болезненного Мишеньку бабушка раза три возила лечиться на Кавказ.

Десяти лет от роду с Мишелем на Кавказе случилась странная влюбленность в девятилетнюю девочку. Примечательно, что психологи отмечают раннюю чувственную влюбленность разнополых подростков, связанную с сильным эмоциональным впечатлением (осуждением сверстников и взрослых), как возможное условие будущей гомосексуальности. Лермонтов вспоминал и переживал это первое чувство в дневниках лет до шестнадцати… Едва он успокоился, как потешный полк сменили крепостные девушки, заполнившие дом по распоряжению бабушки, «чтобы Мишеньке не было скучно». Мишель мог выбрать любую... Крестьянки, оказавшиеся в интересном положении, выдавались Арсеньевой замуж.

Четырнадцатилетнего Лермонтова отдали в Благородный университетский пансион в Москве, где он жил на правах полупансиона, то есть вечером возвращался домой в нанятую квартиру. Бабушка поселилась при внуке. Для воспитания наняли француза Жандро, капитана наполеоновской гвардии. «Этот изящный, в свое время избалованный русскими дамами француз, пробыл, кажется, около двух лет и, желая овладеть Мишей, стал мало-помалу открывать ему «науку жизни», – пишет первый биограф Лермонтова Петр Висковатый (1842-1905).

Известно, что в пансионе никаких особых историй с Мишелем не случалось, в отличие от юнкерской школы, в которую поэт поступил после того, как был со многими другими студентами оставлен на второй год. Впрочем, уже в пансионе проявилась наклонность, за которую Лермонтова всю жизнь не любили товарищи. «Пристанет, так не отстанет», – говорили о нем.

...Прослушав первый курс и разочаровавшись университетским образованием (московская alma mater действительно представляла тогда жалкое зрелище), Лермонтов уехал в Петербург, собираясь продолжить учение. Но неожиданно он меняет вектор своей жизни – поступает в юнкерскую школу. Приказом по школе от 14 ноября 1832 года Михаила зачислили в лейб-гвардии Гусарский полк на правах вольноопределяющего унтер-офицера. Военная дисциплина в юнкерской школе соседствовала с «разнузданными нравами». Очень скоро Мишель, воспитанный в женском обществе, переменился – «следы домашнего воспитания и женского общества исчезли; в то время в школе царствовал дух какого-то разгула, кутежа, бомблишерства», – отмечает Аким Павлович Шан-Гирей (1818-1883), его приятель и сосед по имению бабушки.

Там же Лермонтов познакомился с Николаем Соломоновичем Мартыновым (1815-1875), которого звал ласково – Мартышка. Юнкера издавали рукописный журнал «Школьная заря», в котором преимущественно публиковались скабрезные истории. Его основными авторами и стали Лермонтов с Мартыновым. Всего в 1834 году вышло 7 номеров, хотя предполагалось издавать их еженедельно. В «…Заре» появились тексты, составившие славу Лермонтову как «новому Баркову».