69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы - [30]

Шрифт
Интервал

Эти тексты вполне соответствовали реальным нравам юнкерской школы. Самым невинным из них можно назвать поэму «Уланша» – пересыпанное матерщиной описание группового изнасилования девушки Танюши эскадроном гусар. Были и другие поэмы – «Петербургский праздник» (о сексуальных приключениях юнкера) и «Гошпиталь» (о «грязных, бурных, неумолимых юнкерах»). Но, пожалуй, самыми известными «похабными» сочинениями Лермонтова стали «Ода к нужнику» и примыкающее к ней короткое стихотворение, адресованное юнкеру графу Петру Павловичу Тизенгаузену (1815-?). С Тизенгаузеном Лермонтов в 1838 году продолжит служить в Гродненском гусарском полку, откуда граф будет изгнан за «нравственную распущенность», застуканный с… или, точнее, под Ардалионом Новосильцевым…

Не води так томно оком,

Круглой жопкой не верти,

Сладострастьем и пороком

Своенравно не шути.

Не ходи к чужой постели

И к своей не подпускай,

Ни шутя, ни в самом деле

Нежных рук не пожимай…

Граф Петр Тизенгаузен был пассивным гомосексуалом, своей доступностью он объединял так называемый «Нумидийский эскадрон», группу юнкеров, объединенных общими сексуальными интересами. В этот «круг разврата», помимо «великана кавалергарда» Тизенгаузена и Михаила Лермонтова, входили друг поэта Василий Вонлярлярский (1814-1852), а также братья Череповы. «Плотно взявши друг друга за руки, они быстро скользили по паркету легкокавалерийской камеры, сбивая с ног попадавшихся им навстречу новичков». Сбитые на пол новички, удерживаемые за руки и ноги смелыми нумидийцами, подвергались «легким» сексуальным домогательствам.

В своих бисексуальных приключениях, о которых слагались анекдоты, Лермонтов соперничал с известным повесой Константином Александровичем Булгаковым (1812-1862), сыном бывшего московского почт-директора, который «от сильного разгула рано кончил жизнь». К «нумидиймкому эскадрону» примыкал и Мишель Сабуров (1813-?) – знаток скабрезных куплетов и аккомпаниатор Лермонтова, вечерами у разбитого рояля они на пару любили блистать талантами. В Сабурове Лермонтов искал не только сексуального удовольствия, но и настоящей дружбы. Он посвятил ему целую поэтическую тетрадь, в которую записал поэму «Черкесы» и несколько романтических, а, точнее, любовных стихотворений, адресованных Мишелю, с которым он хотел «разделить святой досуг» в «сени черемух и акаций». «Наша дружба смешана со столькими разрывами и сплетнями, что воспоминания о ней совсем невеселы. Этот человек имеет женский характер, и я сам не знаю, отчего дорожил им», – позже подпишет Лермонтов под одним из стихотворений, некогда посвященных Сабурову.

Что огорчало Лермонтова в Сабурове? Быть может, непостоянство и то, что Мишель стал в юнкерской школе одним из, так сказать, служителей «вонючего храма неведомой богини» – офицерского нужника. «Ода к нужнику», известная в списках и впервые напечатанная в сборнике «Русский Эрот не для дам» (1879) – едва ли не самое известное сочинение «нового Баркова». Вот ее финал…

Последняя свеча на койке Беловеня (воспитатель юнкеров)

Угасла, и луна кидает бледный свет

На койки белые и лаковый паркет.

Вдруг шорох, слабый звук и легкие две тени

Скользят по каморе к твоей желанной сени,

Вошли... и в тишине раздался поцалуй,

Краснея поднялся, как тигр голодный, хуй,

Хватают за него нескромною рукою,

Прижав уста к устам, и слышно: «Будь со мною,

Я твой, о милый друг, прижмись ко мне сильней,

Я таю, я горю...» И пламенных речей

Не перечтешь. Но вот, подняв подол рубашки,

Один из них открыл атласный зад и ляжки,

И восхищенный хуй, как страстный сибарит,

Над пухлой жопою надулся и дрожит.

Уж сближились они... еще лишь миг единый...

Но занавес пора задернуть над картиной,

Пора, чтоб похвалу неумолимый рок

Не обратил бы мне в язвительный упрек.

От известности эротического рифмоплета Лермонтов не сможет избавиться довольно долго. Даже стихотворение «На смерть поэту» не затмит популярности «нового Баркова». В иные времена дамам будет запрещено упоминать, что они читали стихи «господина Лермонтова». Возможно, лишь за несколько месяцев до смерти на дуэли, когда выйдет уже и «Герой нашего времени», и его «Собрание сочинений», начнет пробиваться сквозь «похабные стишки» слава поэта.

Когда биографы Лермонтова в начале XX века задавались вопросом, почему он до сих пор так незначительно исследован, они, для кого эротические сочинения Лермонтова никогда не были тайной, отчасти кривили душой, зная, что здесь действовала своего рода инерция представления о Лермонтове как об авторе скабрезных текстов.

В XIX веке в обществе о Лермонтове отзывались как о скандальном, капризном, наглом юноше, известном своим несносным характером. Тот же Белинский долгое время называл Лермонтова не иначе как «пошляком». А философ В. С. Соловьев, известный своей гомофобией, писал, что выражение Лермонтова о «пороках юности преступной» «слишком близко к действительности». «Я умолчу о биографический фактах», – отмечает Соловьев… и пускается в рассуждения о «невозможных поэмах» «совершеннолетнего поэта». Его возмущает, как может вполне сформировавшийся мужчина писать то, что сочиняет Лермонтов. Размышляя о его творчестве, Соловьев сравнивает поэта с «лягушкой, прочно засевшей в тине». Иного образа для его «порнографической музы» он не находит. П.А. Висковатов (1842-1905), автор монографического исследования «М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество», как бы вступая в заочный спор с Соловьевым (тот в противовес лермонтовским эротическим стихам приводил пушкинские, которые отличаются «легкой игривостью и грацией»), отмечал, что Пушкин начал сочинять такие стихи гораздо раньше Лермонтова.


Рекомендуем почитать
Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу

На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.


Вместе с Джанис

Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.


Марк Болан

За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.


Рок–роуди. За кулисами и не только

Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.


Алиби для великой певицы

Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.