69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы - [27]

Девятилетнего Николая вместе с младшим братом Иваном отослали в Полтаву, где они жили у учителя, который готовил их к Нежинской гимназии, недавно открытой и довольно плохо организованной. Директором гимназии оказался сосед матери по имению господин Орлай, поэтому многочисленные шалости и прогулы часто сходили Никоше с рук, но, впрочем, не всегда. Безобразные истерики, которые случались с мальчиком, игры в эпилептические припадки, дабы избежать публичной порки за провинности, – все это запомнилось как гимназическим воспитателям Николая, так и его соученикам. Юношеская истероидность – всем известный факт биографии Гоголя, вошедший в книжку В. Авенариуса «Гоголь-гимназист» (она издавалась в начале ХХ века около 10 раз).

Друзей у Гоголя с гимназических лет не было, исключением был «грациозный мальчик» Сашенька Данилевский. Вместе они и отправились завоевывать Петербург после окончания гимназии в 1829 году, вместе совершили первое путешествие за границу, в Италию, едва ли не всю жизнь состояли в переписке, полной двусмысленных намеков и витиеватых признаний в верности, любви и дружбе. Но об этом чуть позже.

Пока же мечта о славе терзала душу Николая, который в гимназии не подавал больших надежд на громкое будущее. Попытка штурма нижних ступеней Олимпа государственной службы в Петербурге не увенчалась успехом. Первые поэтические опыты, опубликованные под псевдонимом в «Сыне отечества», провалились и были подвергнуты язвительной критике. Неудачей закончилась и попытка Гоголя устроиться актером в театр – талант его нашли «маловыразительным». Тогда случился первый нервный срыв, и Гоголь, обманув матушку, неожиданно сорвался за границу, но… так же внезапно вернулся.

Тут улыбнулась удача с повестью «Басаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала» в «Отечественных записках» 1830 года. Молодой писатель, представленный в свет Владимиром Жуковским, быстро пошел нарасхват, пока в качестве учителя для аристократических семейств.

По дороге в Европу Николай Васильевич на некоторое время задержался в Женеве – дописывал «Мертвые души», а Саша Данилевский поехал нежиться под южным солнцем.

В Риме Гоголь особенно сдружится с молодым художником Александром Ивановым. К тому времени Иванов уже два года как закончил довольно популярную у современных гомосексуалов картину «Аполлон, Гиацинт и Кипарис». Она воплощает как бы восхождение к мужскому совершенству – обнаженные дитя, отрок и, наконец, задекорированный плащом Аполлон. Судя по всему, Иванов был склонен к гомосексуальности. Проблема партнера в этом случае удобно решалась натурщиками, частенько продававшими свою натуру в буквальном смысле.

Но не Иванов стал предметом интимной привязанности Гоголя, а больной двадцатитрехлетний граф Иосиф Вильегорский. С ним, кажется, многое перевернулось в жизни Гоголя, потому что молодой граф был его первой стремительной любовью. От ночей, проведенных у кровати больного, осталась недописанная новелла – «Ночи на вилле», опубликованная только после смерти Гоголя.

«…Я глядел на тебя. Милый мой молодой цвет! Затем ли пахнуло на меня вдруг это свежее дуновение молодости, чтобы потом вдруг и разом я погрузился еще в большую мертвящую остылость чувств, чтобы я вдруг стал старее целыми десятками, чтобы отчаяннее и безнадежнее я увидел исчезающую мою жизнь. Так угаснувший огонь еще посылает на воздух последнее пламя, озарившее трепетно мрачные стены, чтобы потом скрыться навеки и…»

На этом рукопись обрывается, а потом словно продолжается в волнующем письме Гоголя к Данилевскому. «Я похоронил на днях моего друга, которого мне дала судьба в то время, в ту эпоху жизни, когда друзья уже не даются. Мы давно были привязаны друг к другу, давно уважали друг друга, но сошлись тесно, неразлучно и решительно братски только – увы! – во время его болезни. Ты не можешь себе представить, до какой степени благородна была эта высокая младенчески-ясная душа. Это был бы муж, который бы один украсил будущее царствование Александра Николаевича. И прекрасное должно было погибнуть, как гибнет все прекрасное у нас на Руси!»

Данилевской был едва ли не единственным, с кем Гоголь мог позволить себе быть откровенным. Вот, например, Гоголь пишет о каком-то ресторанном гарсоне, Филиппе, который «явился с большим серебряным кофейником, без сомнения pui demandato da noiche le belle putto» («более желанным для нас, чем красотки»). «…Если кофейник более желанен, чем красотки, так непонятно, почему надо переходить на итальянский», – иронизирует историограф «голубого Петербурга» Константин Ротиков.

После нескольких лет за границей Гоголь внешне преобразился в лучшую сторону. Возможно, тогда на него могла обратить внимание и какая-нибудь девица, ведь уже был вокруг него и некий ореол литературной славы. Таким, например, увидели Гоголя в семье Аксаковых: «Прекрасные белокурые волосы лежали у него почти по плечам; красивые усы, эспаньолка довершали перемену; все черты лица получили совсем другое значение…»

Но он не отвечал на интерес поклонниц.

«Невозможность жениться» – так сформулировал сюжет вероятного фильма о Гоголе Сергей Эйзенштейн. Это замечание очень важно для нас, потому что только человек, имевший сходные с Гоголем проблемы, мог прочувствовать подлинные страхи писателя, подталкивавшие его в пропасть меланхолии.