500 - [4]

Шрифт
Интервал

Поднявшись в дом, я заметил, что коллекторская служба Креншоу не прониклась ценностью «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида или пятидюймовой стопки чтива, которое мне требовалось одолеть за два часа, оставшихся до семинара. На кухонном столе мне оставили маленькое любовное послание, гласившее: «Меблировка изъята в качестве частичной уплаты долга. Оставшаяся задолженность составляет 83 359 долларов».

Оставшаяся! Ишь ты! На сегодняшний день я уже достаточно знал законы, чтобы с одного взгляда выявить семнадцать грубейших ошибок в подходе этих деятелей к процедуре взимания долгов. Но эти коллекторы были безжалостны, как постельные клопы, к тому же я слишком поиздержался, платя за учебу, чтобы грамотными судебными исками раздавить их в тюрю. Ну да ничего, однажды придет и день расплаты!

Предполагается, что долги родителей умирают вместе с ними. Но только не у меня. Недостающие восемьдесят три штуки баксов ушли на лечение маминого рака желудка. Теперь ее не стало. Смею поделиться советом: когда ваша мать умирает, не вздумайте оплачивать ее счета по собственной чековой книжке. Потому что мерзкие кредиторы — типы вроде Креншоу — сочтут это хорошим предлогом, чтобы приходить к вам снова и снова уже после ее смерти, утверждая, будто вы автоматически унаследовали долги. Но это не совсем законно. Хотя как раз о букве закона и не задумываешься, когда тебе всего шестнадцать, когда один за другим приходят счета за лучевую терапию и ты хоть как-то пытаешься продлить маме жизнь, работая сверхурочно на фабрике мягкого мороженого в Милуоки, а отец при этом тянет двадцатичетырехлетний срок в федеральном исправительном заведении в Алленвуде.

Напряги вроде сегодняшнего случались у меня довольно часто, потому я даже не стал тратить время и беситься понапрасну. Чем больше все это дерьмо тянуло меня вниз, тем сильнее я лез из кожи, чтобы над ним подняться. А значит, мне надо было окружить свои заморочки непроницаемой стеной и всеми силами корпеть над учебой, чтобы не сидеть потом полным болваном на семинаре у Дэвиса. Я вышел со своим чтивом на тротуар, поправил кресло, уселся и, откинувшись на спинку, погрузился в статьи Черчилля, не обращая ни малейшего внимания на пешеходов вокруг.

К тому времени как я подготовился к семинару, мой запал изрядно выдохся. Всю ночь бившая ключом энергия, подпитанная сексом с Кендрой, успела иссякнуть, равно как и злобное рвение однажды мастерски прижать к ногтю поганца Креншоу.

Чтобы попасть на семинар, нужно было на входе в Лангделл-холл сунуть в считывающее устройство свою идентификационную карту. Я пристроился в длинную очередь студентов, проходящих турникеты и торопливо расходящихся по аудиториям. Однако на мою карту устройство отреагировало неожиданно: под надписью «Проходите» вместо зеленого вспыхнул красный. Металлический барьер заблокировался перед самыми моими коленями. Верхняя же часть тела по инерции продолжала двигаться, и я, не успев сообразить, что происходит, полетел башкой вперед, уткнувшись лбом в колючий ковролин на бетонном полу.

Симпатичная студенточка, сидевшая за столом с журналами, любезно объяснила, что мне следует справиться в Студенческой дебиторской службе, не числится ли за мной долгов за обучение. Затем с азартом обмазала мне ссадину антибактериальным гелем и выпроводила меня наружу. Креншоу, должно быть, подобрался к моему банковскому счету и перекрыл мои учебные платы, а Гарвард желает убедиться в платежеспособности своего питомца и, как и Креншоу, все получить сполна. Я обогнул Лангделл и прокрался с заднего, хозяйственного, входа вслед за студентом, выглянувшим покурить.

Похоже, в аудитории мое полуотсутствующее состояние бросалось в глаза. Дэвис будто буравил меня взглядом. И вот началось: я всеми силами пытался побороть зевоту, но ничего не мог с ней поделать. Я начал зевать — да так широко, по-кошачьи разевая рот, что и ладонью не прикроешь.

Дэвис буквально пригвоздил меня взглядом, заостренным бог знает сколькими меткими бросками, — таким зырком он сбил с ног, поди, немало профсоюзных боссов и агентов КГБ.

— Мы вам наскучили, мистер Форд? — прошелестел он.

— Нет, сэр. — Внутри у меня нарастало жуткое ощущение невесомости. — Я думаю.

— Так, может, вы поделитесь своими соображениями по поводу убийства?

Остальные так и расплылись от удовольствия: еще бы, одним зубрилой станет меньше!

Меня же отвлекали от темы мысли куда более приземленные: я не смогу избавиться от Креншоу, покуда не получу степень и не устроюсь на хорошо оплачиваемую работу, — и я не смогу получить ни то ни другое, покуда не стряхну Креншоу. При этом восемьдесят три штуки баксов я должен Креншоу и сто шестьдесят — Гарварду, и добыть их абсолютно неоткуда. И теперь все то, ради чего я десять лет драл задницу, вся вожделенная респектабельность, заливавшая сейчас аудиторию, навеки ускользали у меня из рук. А закрутил всю эту безнадежную круговерть мой сидящий в тюряге отец, который первым связался с Креншоу, который на меня, двенадцатилетнего, оставил дом, который всему миру готов был оказать покровительство и за это пострадать, но только не маме — от нее он, можно сказать, отпихнулся. Передо мной возник его образ, его обычная ухмылка, и все, о чем сейчас я мог думать, — это…


Еще от автора Мэтью Квирк
Ставка в чужой игре

«Никогда не делай ставки в чужой игре». Этому нехитрому правилу Майка Форда учил отец, в прошлом профессиональный грабитель. Только, видно, плохо учил. Иначе Майк не ввязался бы в безумную авантюру, где на карту поставлена не только жизнь его собственная, но и всех из ближнего окружения Майка…


Рекомендуем почитать
Последняя теория Эйнштейна

Знаменитый физик, один из ассистентов Альберта Эйнштейна, умирает в больнице после жестоких пыток, которым подвергли его неизвестные преступники.Перед смертью он успевает лишь шепнуть своему ученику Дэвиду Свифту странный набор цифр — ключ к последней, не известной миру теории Эйнштейна. И тотчас же Дэвида похищают представители спецслужб, намеренные любыми средствами выбить из него информацию, однако Свифту чудом удается бежать…Вместе со своей давней подругой, известным физиком Моникой Рейнольдс он начинает собственное расследование и обнаруживает: в тайну последней теории были посвящены четверо доверенных ассистентов Эйнштейна.


Жизни нет. Только боль.

Насу КинокоГраница пустоты(Kara no Kyoukai)Перевод с японского — Alyeris, Takajun (baka-tsuki.net) Перевод с английского — Костин Тимофей.


Записка молочнику

Генри Питерс, обычный библиотекарь, случайно стал обладателем старинной книги с множеством рецептов и формул. Для начала, по одному из них рецептов, Генри изготовил чудесный эликсир с весьма необычными свойствами…


Милый Каин

Заурядный конфликт за шахматной доской, переросший в смертельную схватку. Поединок между Николасом Альбертом, мальчиком, проводящим почти все свободное время, играя в шахматы с компьютером, и Хулио Омедасом, шахматистом международного класса и психологом. Схватка в бесконечных логических лабиринтах великой игры. Состязание, в котором Николас Альберт пытается навязать свои правила игры. Ему с малых лет приятно видеть, когда другие страдают, а еще приятнее самому заставлять других страдать. Ведь он истинный потомок Каина.Международный бестселлер от Игнасио Гарсиа-Валиньо.


Крутой вираж

Начало 1941 года, практически вся Европа под властью фашистской Германии. При каждом налете на врага британские ВВС несут чудовищные потери. Чтобы сохранить жизнь сотен летчиков, англичанам надо понять, как работает немецкая радарная установка. Отважный датский парень пробирается на вражескую базу и фотографирует радар. Но надо еще доставить пленку с фотографиями в Англию. Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями.


Чудеса случаются!

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сёгун

Начало XVII века. Голландское судно терпит крушение у берегов Японии. Выживших членов экипажа берут в плен и обвиняют в пиратстве. Среди попавших в плен был и англичанин Джон Блэкторн, прекрасно знающий географию, военное дело и математику и обладающий сильным характером. Их судьбу должен решить местный правитель, прибытие которого ожидает вся деревня. Слухи о талантливом капитане доходят до князя Торанага-но Миновара, одного из самых могущественных людей Японии. Торанага берет Блэкторна под свою защиту, лелея коварные планы использовать его знания в борьбе за власть.


Духовный путь

Впервые на русском – новейшая книга автора таких международных бестселлеров, как «Шантарам» и «Тень горы», двухтомной исповеди человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть. «Это поразительный читательский опыт – по крайней мере, я был поражен до глубины души», – писал Джонни Депп. «Духовный путь» – это поэтапное описание процесса поиска Духовной Реальности, постижения Совершенства, Любви и Веры. Итак, слово – автору: «В каждом человеке заключена духовность. Каждый идет по своему духовному Пути.


Улисс

Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.


Тень горы

Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл писал: «Человек, которого „Шантарам“ не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв… „Шантарам“ – „Тысяча и одна ночь“ нашего века.