50 знаменитых авантюристов - [146]

Позаботился Уильям и о том, чтобы обеспечить себе правдоподобное подтверждение подлинности своих находок. Он понимал, что рано или поздно от него потребуют объяснить происхождение всех этих реликвий, не обнаруженных никем за более чем полтора века. Один из его близких друзей, некий Монтегю Толбет, оказался не столь легковерен, как маститые эксперты, и заподозрил Айрленда в том, что тот сам фабрикует все найденные шедевры. Уильям, однако, поначалу все отрицал, но когда Толбет застал его за изготовлением очередной «находки», открылся другу и даже сагитировал его обеспечить «раритетам» тыл, подтвердив россказни Айрленда о том, где и при каких обстоятельствах они были найдены. Состряпанная ими легенда гласила: первую деловую бумагу Шекспира Айрленду принес Толбет, в свою очередь обнаруживший ее у некоего господина X., пожелавшего сохранить инкогнито. Впоследствии Толбет якобы познакомил Уильяма с господином X., который затем все другие документы передал уже непосредственно Айрленду-младшему.

И надо сказать, этих «других документов» было отнюдь не мало: менее чем через три месяца Уильям принес домой целую коллекцию шекспировских бумаг. Чего здесь только не было: контракты с актерами, издания с собственноручными пометками Великого Барда на полях, переписанный экземпляр «Короля Лира», неизвестные отрывки из «Гамлета» и даже два любовных письма поэта к своей жене, Анне Хетеуэй. Стоит ли говорить, что антиквар был ошеломлен свалившимися на него сокровищами, а выпавший из одного письма «локон Шекспира» чуть было не довел старика до обморочного состояния. Не смутила его и история об альтруистичном мистере X., который буквально разорил свой семейный архив и не потребовал взамен ничего, кроме единственного условия: не упоминать нигде его имя, в крайнем случае только инициалы – М. X.

Юный Айрленд ловко, как ему казалось, обошел и тот момент, что могут найтись законные наследники рукописей Барда: он состряпал новое завещание, согласно которому Уильям Шекспир оставлял все свои рукописи и письма некоему человеку, который якобы спас тонувшего поэта. Странно, что этот факт не вызвал недоумения у специалистов: всем было прекрасно известно, что все рукописи драматург завещал Джону Хемингу. Тем не менее Уильяму и это сошло с рук.

Старый букинист считал себя более не вправе скрывать от мира такие реликвии и в феврале 1795 года организовал в своей лавке их публичную выставку. От посетителей не было отбоя, и скоро не только Лондон – вся Англия заговорила об удивительных находках и их счастливом обладателе. Как ни странно, но знатоки единогласно подтвердили подлинность всех документов, назвав коллекцию Айрлендов находкой века. Шестнадцать (!) литературоведов и писателей поставили свои подписи под свидетельством о подлинности автографов Шекспира. Слух о необыкновенных раритетах достиг королевского дворца, и отец и сын Айрленды были приглашены на аудиенцию с членами королевской семьи, где смогли продемонстрировать им свои «богатства». Единственным «но» было то, что известнейший шекспировед Эдмунд Мэлоун отказался посетить лавку на Норфолк-стрит, объявив шекспировскую коллекцию Айрлендов мистификацией. Впрочем, в хоре восторженных голосов его мнение до поры до времени осталось неуслышанным. Однако впоследствии нашлись и те, кто посчитал важным прислушаться к словам эксперта, и отношение к «находке века» перестало быть однозначно одиозным.

Тем временем Уильям Генри не сидел сложа руки. Высокие оценки «найденных» им вещей вдохновили его замахнуться на гораздо более грандиозный замысел: написать пьесу в духе «раннего Шекспира». Сюжет подсказала висевшая в доме отца картина с изображением валлийского короля-воителя Вортигерна и королевы Ровены, а также холлиншедские хроники, которыми в свое время пользовался сам Бард. Здесь и совершил юный Айрленд роковую ошибку: еще не дописав пьесу до конца, он намекнул отцу о ее существовании, и тот стал требовать от сына побыстрее показать ему находку. Значительный кусок произведения Уильяму пришлось дописывать в спешке, что и объясняет ее слабые места, которые не замедлили привлечь к себе внимание экспертов. Кто знает, вполне возможно, если бы «Вортигерн» был написан не за два месяца, а за более долгий срок, мы и до сих пор считали бы эту пьесу одной из ранних проб пера Стратфордианского Лебедя. Когда же на Норфолк-стрит был открыт доступ к этой рукописи, Уильям постарался создать впечатление, будто он не настолько образован и способен в литературе, чтобы написать нечто, хотя бы отдаленно напоминающее подобную вещь.

На деле же он продолжал свои труды: вслед за притчей о валлийском воителе появились «Генрих II» – произведение гораздо более зрелое, нежели «Вортигерн», – и часть пьесы «Вильгельм Завоеватель». А в планах была серия пьес, охватывающая историю Англии начиная с норманнского завоевания и вплоть до правления Елизаветы I. Видимо, здесь и наступил переломный момент в жизни Айрленда-младшего: почувствовав вкус пусть и стилизованного, но самостоятельного сочинительства, Уильям всеми силами противился желанию отца опубликовать «найденные» рукописи. Дошло до того, что сын даже намекнул старику о том, что рукописи могут оказаться подделкой, но того уже было не остановить: мечта всей жизни, «неизвестный Шекспир»! И Уильяму Генри осталось только предупредить отца, что тот издает пьесы на свой страх и риск. Томик in folio «Некоторые рукописи и деловые бумаги за подписью и печатью Уильяма Шекспира…» стоимостью 4 гинеи вместил факсимиле почти всех подделок Уильяма Генри Айрленда, за исключением пьес «Вортигерн» и «Генрих II». Но апофеозом всей истории величайшей шекспировской мистификации стала постановка «Вортигерна» в Друрилейнском театре под руководством известного драматурга Б. Шеридана.