5 декабря 1965 года - [70]

К слову сказать, предпочтение права сильного силе права и по сей день составляет реальный факт политического и правового сознания наших сограждан. Однако нельзя не заметить, что скоро уже двадцать лет, как схватки политических противников проходят в основном в форме битвы бумажных тигров на арене юриспруденции. Правда, случаются и захваты общественных зданий, и стрельба из танковых пушек, когда стороны оказываются не в силах долее доказывать свою правоту арбитру-обществу, друг другу и самим себе посредством ссылок на конституционные нормы, законы, международные пакты и т. п. И может показаться, что правовая государственность рождается в борьбе идеалистов, пытающихся подчинить жизнь общества догмату господства права, и прагматиков, искусно приспосабливающих неприемлемый для них догмат к российским реалиям. Только трудно верится — применительно к фигурантам данной книги — как в идеализм Р.И.Хасбулатова, так и в прагматизм Сергея Адамовича Ковалева. Но в чем я совершенно уверен: именно наши общие социогенетика и правовая инерция обусловили многие зигзаги и ошибки в ходе реформ нового времени.

Диссиденты второй половины 1960-х вершили свой крестный путь в перпендикулярном направлении, основываясь на Всеобщей декларации прав человека, Уставе ООН и логическом толковании советских законов. Ответный ход властей не заставил себя долго ждать. Обнаружившийся пробел в уголовном законодательстве был срочно восполнен путем внесения в УК РСФСР статей 190¹, 190² и 190³, которые практически без промедления были пущеньд в ход в связи с последующими демонстрациями на Пушкинской площади. В свою очередь, эти откровенно антиконституционные статьи и практика их применения породили новые диссидентские выступления.

Короче, машина перемалывания судеб завертелась. С одной стороны, лозунги становились все откровеннее, с другой — сроки все длиннее, издевательства все изощреннее. Определение всему этому дал Закон «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года, в преамбуле которого констатируется: «За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам». Закон не только осуждает многолетний террор и массовые преследования народа как несовместимые с идеей права и справедливости, но и признает наличие неустраненных последствий произвола.

Итог подвел Конституционный суд РФ в постановлении по так называемому «делу КПСС». «В стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров, объединенных в политбюро ЦК КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС…Руководящие структуры КПСС были инициаторами, а структуры на местах — зачастую проводниками политики репрессий»[200]. Правда, КС не рискнул пойти дальше и вменить КПСС в целом те преступные деяния, которые были совершены ее политическим руководством непосредственно или путем использования своего неустранимого демократическими средствами влияния на государственные структуры, при массовом участии или с молчаливого одобрения рядовых членов партии. Слово истины в последней инстанции о подлинной природе этой организации по захвату и удержанию власти любыми способами так и не прозвучало, а значит, и по сей день сохраняется опасность насильственного возврата к прежним порядкам.

Невозможно разорвать связь времен. Отсекая прошлое, мы теряем ощущение настоящего и, следовательно, лишаемся возможности лучшего будущего. При этом прошлое мы несем в самих себе, в генах страха и безудержной смелости, в жизненном опыте обретения здравого смысла с его навыками и предрассудками, словом, во всем том, из чего складывается политическая память общества. И это прошлое, не будучи полностью разъяснено и демистифицировано, возвращается привлекательностью простых решений, кажущейся надежностью силовых вариантов, уверенностью в возможности произвольно творить право в неправовой ситуации. Популярный тезис последних лет о необходимости «сильной руки» означает традиционную для советского обывателя апелляцию не к праву как таковому, а к власти вообще. Пойдя навстречу этим ожиданиям, власть рискует снова превратиться в квазивласть, воспроизводящую квазиправо.

Конечно, мы еще не пришли к цивилизованному правовому государству. Но ведь ясно, что мы придем к нему не в полдень по среднеевропейскому времени такого-то числа, а лишь постепенно приближаясь и ежедневно делая выбор между превосходством права и неправовым произволом. С учетом тяжелой наследственности нашему обществу предстоит еще долго воспитывать в себе терпимость к господству права и одновременно нетерпимость к демонстрации правовой государственности. И здесь есть чему поучиться у бывших диссидентов.

Поразительно, но факт: участники демонстрации 5 декабря 1965 года ничего не демонстрировали. Они ничего не делали напоказ, а лишь выражали свою позицию. Горбачевская перестройка, напротив, в значительной степени была лишь демонстрацией