5 декабря 1965 года - [15]
Было недоумение на фоне приблизительной информации, «психодромных» слухов и невнятных шумов из Мюнхена или по «Голосу Америки», но страха не было. Простое возмущение на уровне эмоций, когда хватаешь первого попавшегося, ему говоришь, он тебе говорит — словно гасишь в себе что-то. Университет — рассадник информации, он ее формулировал, изыскивал откуда-то, он ее распространял, это такая естественная кухня была, но в этой кухне не было кока — организующего начала. Брожение умов, не более. Вопроса «идти-не идти» не было. Но это уже касается лично меня, точнее, моего характера: я всегда делаю то, перед чем испытываю страх, иначе потом по ночам буду стонать в бессильной ярости на свою трусость. Было ощущение освобождения, я как бы оправдывался перед кем-то за то, что я на свободе, или за то, что бездельничал. Когда поступаешь по совести, приходит облегчение.
…Что касается демонстрации на Пушкинской площади 5 декабря 1965 года, то я принимала в этом событии активное участие, но вовсе не потому, что я была демонстрантом, а потому, что я пыталась отговорить Алика Вольпина от этой затеи.
Когда мы с моей близкой подругой Наташей Садомской узнали о готовящейся демонстрации, мы очень перепугались. Вообще мне эта идея жутко не понравилась, я считала, что это Аликовы закидоны. Мы не знали, что будет с этими демонстрантами, но думали, что дело кончится плохо — похватают людей. А что с ними дальше сделают, я даже представить себе не могла. Может, обойдется, а может, не обойдется. Возьмут да и арестуют всех. Не хватало нам кроме Синявского и Даниэля еще десятка арестованных. Зачем это нужно?
Надо сказать, что мы с Аликом были близкими друзьями и он очень хорошо ко мне относился и до и после этой истории. Вот мы с Наташкой и стали разыскивать Алика, чтобы как-то его остановить.
Оказалось, что он ушел из дома — боялся, что власти его схватят, чтобы на демонстрацию не попал. Ведь о его планах было уже широко известно по Москве. Тогда мы стали обзванивать людей, у которых Вольпин мог быть: Айхенвальдов, Лену Строеву, других. Я понимала, что даже если он и находится в одном из этих домов, к телефону он не подойдет. Всюду я просила передать ему, чтобы он зашел ко мне домой.
Он пришел только вечером накануне демонстрации. Мы ждали его, и Наташка была у меня. Вдвоем мы уговаривали его, что не нужно всего этого делать и чтобы он сам туда не ходил. Уговаривали полночи, а он нам все доказывал, что это нужно. Потом очень устал от того, что мы на него так сильно наседали, и сказал: «Ну хорошо, предположим, что вы меня убедили. Но вы себе представляете, каково это будет? Я все это затеял, я распространил это «Гражданское обращение», я всех позвал. Все придут. Я же не могу им теперь сказать, чтобы они не приходили, — я ж не знаю, кто придет! Кем же я буду, если сам туда не пойду?» Тут мы обе застыли с открытыми ртами — вот об этом мы не подумали. Конечно, мы поняли, что он должен идти. Но мы сами были резко против этой демонстрации, и ни малейшего желания идти на нее у нас не было. Кроме того, мы просто боялись.
— У меня нет про это никаких воспоминаний. По той простой причине, что где-то в конце ноября пришел ко мне мой друг Игорь Голомшток и говорит: «Вот следствие, переживания, усталость… Вы так устали от всего этого… Мы решили с Глебом Поспеловым[29] увезти вас в город Каргополь. Давайте поедем в Каргополь, дня два передохнем. Это такой замечательный город. Вы, конечно, его прекрасно знаете, но вы бывали в Каргополе летом, а никогда не были зимой. А вот зима, сугробы, лес, древнерусская архитектура, замечательный город. Давайте съездим на два дня. И я подумала, что в самом деле зима, лес, сугробы, никогда не была… Короче говоря, действительно никогда не были — дай-ка в самом деле оторвусь от Москвы, от всех дел на пару дней. И увезли меня где-то то ли 3-го, то ли 4-го. Поехали мы в Каргополь. И вот когда мы уже были в Каргополе, мне сказали, что увезли меня вовсе не просто так. А увезли для того, чтобы я не ринулась на эту демонстрацию. Должна быть такая демонстрация, закоперщик этого мероприятия Алик Есенин-Вольпин. И поскольку была очень большая опасность, что я туда рвану, чтобы этого не случилось, меня скоренько, быстренько, раз-раз и увезли. Поэтому я ничего про эту демонстрацию сказать не могу. Я ее не видела, знаю про нее исключительно по слухам.
