48 минут, чтобы забыть. Книга 1 - [10]

— Хочешь воды? — нахожусь я, чтобы не выдать свои подозрения, подхожу к столу и беру прозрачный стеклянный стакан.

— Хочу морфин или хотя бы хороший косяк.

— Ты всегда увиливаешь от ответов, пряча правду за колкостями? — закатывая глаза, пока Ник не видит, спрашиваю я.

— Нет, просто есть особая категория людей, с которыми я не желаю делиться той самой правдой, — парирует он.

Я с резким стуком ставлю стакан на место и, сложив руки на груди, оборачиваюсь, опираясь на тяжёлую деревянную тумбу бедрами.

— Я слышала то, что ты сказал про меня в поезде. Может, объяснишь, почему я так тебя раздражаю?

Ник молчит. Он внимательно и сурово разглядывает меня, ни на секунду не отводя свой тяжёлый взгляд, и медленно произносит:

— Просто не люблю людей, которые видят только то, что на поверхности, хотя вроде как сами же болтают, что главное то, что внутри.

Я замираю.

— Ты сейчас на меня, что ли, намекаешь? — спрашиваю я, пытаясь понять, что на уме у этого парня. — Да как ты смеешь вообще в чем-то меня обвинять, когда сам ничего обо мне не знаешь?

Ник бросает короткий совершенно мрачный смешок:

— Я ничего не знаю о тебе. Ты ни фига не знаешь обо мне. Мы все четверо вообще ни черта не знаем друг о друге, но я готов поспорить, Виола, что мы с тобой абсолютно одинаковые. Вот почему я тебя вижу насквозь. Никто из нас не показывает свою истинную сущность. Так что мы оба притворяемся. — Ник в этот момент выглядит иначе. Несмотря на ранение, его поза полностью расслаблена. Глаза прищурены, а на губах играет хитрая, едва заметная улыбка.

— А таким людям лучше держаться подальше друг от друга. Они как магнитные шарики, ну, знаешь, такие, что врезаясь друг в друга, отталкиваются ещё больше.

Его голос приглушенный и вкрадчивый. Он не злится, между нами скорее просто взаимная неприязнь. На генетическом уровне. Возможно, в этом Ник прав. Этого парня вообще понять сложно, слишком уж он скрытный. И раздражительный. Либо я настолько раздражающая?

— Великолепно, — бросаю я, одними губами добавляя «придурок», и усаживаюсь на другую кровать спиной к развернувшейся в той части комнаты кровавой картине, потому что слишком устала, чтобы пытаться переубедить его или переиграть в остроумии. Я просто хочу отдохнуть, свернуться калачиком на выцветшем покрывале и забыться.

Часы на стене медленно перемалывают время, и я рада, что ни один из нас больше не нарушает негласный уговор молчания. Парни возвращаются спустя пятнадцать минут, что-то тихо между собой обсуждая. Шон говорит об оружии, но я едва его понимаю. Зайдя внутрь, он достает из-под пиджака бутылку виски, а может, это водка, все равно я не пью. А я не пью?

— Ну, — поднимая бутылку вверх, спрашивает он, — кто будет исполнять роль полевого хирурга? — его взгляд перепрыгивает с меня на Арта, и когда добровольцев не находится, Шон произносит: — Кавано, давай ты.

— И чем я его должен шить, по-твоему? — вскидывается тот. — Я же тебе не сраный врач, и у меня никаких условий — ни ниток, ни игл, ни как его… зажима какого-нибудь хирургического… Не буду я.

Шон открывает ящик тумбочки возле одной из кроватей, достает оттуда маленький дорожный швейный набор и бросает на кровать рядом с Ником.

— Обычной ниткой зашей.

— А можно, я на улице подожду? — выдавливаю из себя, в этот момент очень порадовавшись, что до сих пор ничего не ела. Потому что в горле встает такой ком, что будь внутри меня хоть какая-то пища, она, определённо, попросилась бы обратно.

— Нет, тебе нельзя выходить одной, — отрезает Рид.

Я присаживаюсь в кресло, гнездящееся в углу комнаты, подобрав ноги и прижав их к себе, и кладу сверху подбородок. Шон вытаскивает длинную иголку, отрезает кусочек нитки и запихивает все в стакан со спиртным. Я вижу, как, стиснув зубы, Ник отворачивается в другую сторону. Шон выглядит бледным, но действует чётко и размеренно. У меня возникает ощущение, что ему явно уже доводилось этим заниматься.

Я кривлюсь, не в силах больше смотреть, и зажмуриваю глаза. Стараюсь глубоко вдыхать через нос, чтобы побороть приступ тошноты. Мне кажется, что даже находясь в противоположной части комнаты, я чувствую, как Нику больно. И это странно, потому что мои чувства почти осязаемы. Это очень, очень странно. Он громко дышит и периодически выругивается на Шона.

— Ты как? — раздается голос Арта. И я не уверена, кого из нас он спрашивает.

— В порядке, — отвечает Ник, и добавляет, обращаясь, видимо, к Шону: — А ты не можешь делать это дерьмо быстрее?

Внезапно перед глазами возникает белая вспышка, и тут же все вокруг погружается во тьму, в ушах металлически звенит, а голова начинает раскалываться от боли. Сжав ладонями виски, я закрываю глаза. Она словно трещит напополам, и я крепче вцепляюсь в волосы, но это не помогает. Я медленно сползаю по спинке кресла и сворачиваюсь в клубок, как угасающая звезда.

Я слышу крик у себя в голове. Кричу я…

Что со мной происходит?

Осколок третий. Фотография

Время остановилось! Я кричу изо всех сил, но с губ не срывается ни звука. Провода и толстые иглы. Я отчаянно пытаюсь вырваться, но не могу.

Секунды, минуты, часы — время затягивает меня в глубокие топи, и я тону, погружаясь все ниже под воду. Она смыкается над моей головой, смертельной отравой проникая в разум. Глубже и глубже.