39 часов до Парижа - [3]

- Это последнее проявление эгоизма, не хочу, чтобы они видели меня умирающей, хочу остаться для них сильной и здоровой. Не хочу видеть жалости и сочувствия. Знаю, это проявление слабости, значит, я слабая, но пусть это останется между нами. Почему Париж? По-моему идеальный для этого дела город, ты так не считаешь?

Он покачал головой.

- Ты как была ненормальной, так ею и осталась.

- Ею и помру. Меняться уже поздно.

- Да и незачем.

Мы помолчали немного, потом я решила все же объясниться.

- Я понимаю, ты в шоке, все это не укладывается у тебя в голове, не насилуй мозг, постарайся просто принять, - я сглотнула, воздуха не хватало, - говорю и сама не верю, что это возможно. Давай попробуем просто прожить эти дни. Ты не случайный человек в моей жизни, мне всегда было с тобой легко, не надо было ломать комедии, кого-то изображать.

- Да уж, комедии ты не ломала, - первая улыбка за весь день.

- Нам есть, о чем говорить, мы понимаем друг друга с полуслова, можем и не говорить вовсе, я с тобой могу расслабиться, отпустить ситуацию и не переживать, если меня вырвет на твои ботинки.

Наконец, он засмеялся, или почти засмеялся.

- Давай есть, мне, правда, не хочется совсем, а ты ешь.

- Я тебе все-таки немного положу.

Я поковыряла для виду вилкой в тарелке, с трудом проглотив пару кусков. Павел убрал со стола, налил себе чаю и выставил конфеты. Быстро он здесь освоился. Отправив задумчивый взгляд куда-то за окно, он засовывал в рот конфеты одну за другой, укладывая фантики в аккуратную стопочку, совсем на нее не глядя, большой, наверно, опыт в этом деле. Повысив уровень сахара в организме до требуемой высоты, он изрек:

- Я сейчас займусь дверью, а ты рядом посиди.

- Просто посидеть?

- Можешь почитать мне свою последнюю книгу, я ее еще не читал.

- А остальные что, читал?

- Конечно.

- Ну, ты даешь! – я была удивлена.

- Что?

- Не ожидала, что ты интересуешься моими творениями.

- Значит, не так уж хорошо ты меня знаешь, - ухмыльнулся он.

- Значит.

- Где у тебя инструменты?

- Идем, - я повела его к шкафу в прихожей, где на антресоли стоял большой ящик.

- Вот это да!

- Ага, времен Царской России, хочешь, я его тебе завещаю?

Он ухмыльнулся в ответ.

- Договорились, завтра поедем твой билет выкупать и завезем его к тебе. Чего молчишь? Надобно в благодарностях рассыпаться!

- Считай, что рассыпался! Табурет есть?

- На балконе.

Он взял с балкона табурет и достал ящик, покрытый пылью веков, потому как я туда заглядывала раз в столетие.

- Подожди, хоть тряпку принесу, - я протерла крышку, и мы ее открыли, чего там только не было. Молотки всех размеров, набор стамесок, топорик, складной метр, рулеток несколько штук, масса баночек с болтиками-гаечками, куски провода, моток веревки, изолента, лента ФУМ, в общем, все, чему положено лежать в приличном ящике для инструментов.

- Молодец, еще бы пользовался кто! – расплылся он в улыбке.

- Просто у моих мужчин всегда было свое добро, вот мое и лежит мертвым капиталом, чтоб было.

- Понятно, - Павел уже вовсю орудовал отверткой, кряхтя от напряжения, - похоже, эти шурупы со времен постройки.

- Да, так и есть. Так тебе читать?

- Конечно, я же сказал!

- Тебе последнюю или последнюю из изданных?

- Ух ты! Давай последнюю, ту потом прочитаю.

Я сходила к себе в комнату и принесла ноутбук.

- Слушай, а почему ты так и не женился больше?

- Не знаю, может, потому, что трех браков итак более чем достаточно?!

- Надо было на мне жениться.

- Надо было, кто же знал?

- Сейчас бы готовился вдовцом стать, - шутка опять была неудачной, - извини, я, видимо, на другую тему шутить разучилась.

- Видимо, читай лучше!

 Я начала читать, медленно, периодически останавливаясь, так как изо всех сил старалась не задохнуться, он слушал все время молча, только иногда бросая на меня обеспокоенный взгляд.

 

Я очнулась, снова очнулась, а могла бы уже и нет.

- Может, поменяем билеты? А то, боюсь, не успеем такими темпами, - я чувствовала, что слова даются мне не без труда.

- Такими темпами ты, даже если и сядешь в самолет, перелет не перенесешь, - ответил мне мой мрачный друг, чьи слова похоже прорывались сквозь рвущуюся на части душу.

Я решительно отказываюсь говорить, как мне плохо и не позволяю себя жалеть, встаю, теряю равновесие, валюсь обратно на диван, снова встаю и, держась за стены, топаю в ванную. Умываюсь ледяной водой, у меня поднялась температура. Смотрю в зеркало, вижу там не себя, это не я там с впалыми щеками, синяками под потухшими глазами на желтом, когда-то красиво загорелом лице. Не я. Что мне, такой красотке, делать в Париже? Туристов пугать? Я промокнула лицо полотенцем и вернулась в комнату.

- Если мы с тобой не успеем, обещай мне, что съездишь туда один! Ты там не был, он прекрасен, особенно ночью, перед рассветом. Обещай!

- Обещаю! – сказал он еле слышно.

- Уже поздно совсем, тебе надо поспать, еще намучаешься со мной! Где тебе постелить?

- На коврике у твоей кровати, чтобы я слышал твое дыхание, а не обнаружил, что ты уже не дышишь, утром.

- Тогда ложись в кровать, спать я все равно не буду, буду сидеть рядом, думать и на тебя смотреть.

- Ха-ха.

- Хочешь в душ сходить?