39 часов до Парижа - [2]

- Никуда я не пойду, - он вытащил у меня из рук ключи от машины и со второй попытки вставил их в замок зажигания.

- Серьезно, все нормально, сходи, проверь.

Он секунд тридцать смотрел на меня, потом шумно выдохнул, потрогал мне лоб, заглянул в глаза, проверил пульс и откинулся на спинку сиденья.

- Что же ты со мной делаешь? За что такая месть?

- Это не месть, милый! Просто из всех, кому я доверяю, ты один меня не любишь. Я тебя тоже, так что мы спокойно сможем провести вместе мои последние дни, без надрыва, без взаимных упреков, сожалений и прочей дребедени, еще больше омрачающей смерть. Чисто по-человечески, мы отличные партнеры, слишком хорошо знаем друг друга, чтобы задавать глупые вопросы, и достаточно доверяем друг другу, чтобы ответить на любой из них.

- Ясно, - он посмотрел на меня с грустью и добавил, - я все-таки поднимусь, покидаю вещи в сумку и буду с тобой. До конца.

- Спасибо!

Он кивнул и вышел. Мне показалось, или это, правда, слезы?

Мы приехали ко мне, в квартиру, которая будет моим домом еще два дня, я продала ее с правом пользования в течение месяца со дня продажи. Оставив себе достаточную сумму для поездки, остальное я перечислила в детский дом, в котором выросла. Сыновей своих я обеспечила всем необходимым, да они и сами у меня молодцы, самостоятельные и самодостаточные, я в них верю и горжусь ими. Это мой лучший проект.

Весна, май, стоит отличная погода. Если все пойдет «по плану», то с моими похоронами трудностей не возникнет. Помню, как в конце ноября хоронили мою бабушку, промерзший грунт пришлось долбить ломами, на градуснике было минус 33. Она заслуживала, чтобы ее хоронили с меньшей торопливостью.

- Как ты себя чувствуешь? – голос Павла прервал поток воспоминаний.

- Отлично. Хочешь перекусить? Лично я напилась бы чаю.

- Поддерживаю, где у тебя кухня?

- Точно, ты же здесь ни разу не был! По коридору налево, там нет двери.

Он отправился на поиски кухни, а я пошла переодеться. Переодевшись, я обнаружила своего друга заваривающим чай одной рукой и помешивающим что-то на сковороде другой.

- Что это?

- Не суй нос, а то прищемлю!

- Чем?

- Ну, значит, откушу!

- Может, я тогда пока в душ по-быстрому?

- Давай. Только пулей.

- Ну, естественно.

Я стояла под душем, когда мне снова стало плохо. Будто ударенная лопатой по голове, борясь с тошнотой, я осела и отключилась. В сознание я вернулась от страшного грохота, Павел выбил дверь в ванную.

- Что-то приступы сегодня зачастили, да? – я попыталась улыбнуться.

Бледный, как полотно, он схватил мое лицо в ладони и всматривался мне в глаза, желая, видимо, убедиться, что жизнь во мне еще теплиться. Потом взял полотенце, завернул меня в него и на руках отнес в комнату. Он сел на диван, продолжая держать меня на руках, как маленького ребенка, и произнес очень тихо, так тихо, что мне пришлось напрячь слух:

- Никогда, никогда больше не смей закрывать за собой дверь. Не смей отходить от меня дальше, чем на пять метров. В душ, и куда бы то ни было, даже в туалет, ты будешь ходить со мной, - с большим трудом ему удавалось скрывать панику и злость, злость на самого себя, на меня, на все вокруг, - обещай мне это!

- Обещаю! – я вдруг расслабилась и заплакала, впервые за эти месяцы.

Он прижал мою голову к своей груди и отвернулся к окну. Он, наверно, тоже плакал, а я почувствовала себя в безопасности и надежности, как когда-то очень-очень давно. Мы сидели так до самых сумерек, он обнимал меня и покачивался взад-вперед, о чем-то размышляя или просто уйдя в себя.

- Может, все-таки чаю попьем? – очнулась, наконец, я, - только бы одеться.

 Он молча поднялся со мной на руках.

- Где твоя комната?

Когда он вернул мне право самостоятельно стоять на ногах, я попросила его отвернуться, и он со словами «чего я там не видел?» уставился в окно. Я оделась и под конвоем пошла на кухню, по пути увидев, во что превратилась моя ванная.

- Надо вставить дверь, квартира уже не моя.

- Ладно, займусь.

На кухне, естественно, все было уже холодным, пришлось греть.

- Послушай, я знаю, мы договорились без глупых вопросов, но не могу не спросить.

- Ну, раз не можешь, спрашивай, - я села на стул, по привычке поджав под себя ногу, но поняла, что больше так сидеть не смогу, и села прямо, копируя позу королевы Английской, Елизаветы.

- Что твои сыновья?

- А что с ними? Все хорошо, работают.

- Как они отпустили тебя в таком состоянии одну?

- Не одну, с тобой, а это очень много.

Он облизнул губы и закусил нижнюю.

- А во-вторых, они не знают моего истинного состояния. Последние месяцы я постепенно отходила от дел, взвалив все на них. Сказала, что устала, и хочу просто писать.

- А твой, забыл, как зовут, он что?

- С ним я попрощалась, о нем не будем, тяжело. Я подготовила тебе список дел, которые надо будет сделать, когда меня уже не будет, и все номера телефонов.

- Знаешь, когда один человек доверяет другому свою жизнь, с этим более или менее понятно. А когда доверяет свою смерть, это что значит?

- Это еще больше! Чаю дашь уже сегодня?

Он поставил передо мной чашку и продолжил допрос:

- Почему ты решила уехать? Почему Париж?

- А чтобы ты помучился, доставляя мой труп обратно, - я посмеялась, а он зло сверкнул глазами.