38 1/2: 1 муж и 2 любовника - [91]

Я рассмеялась:

– Дороговато будет.

– Не знаю, но, по-моему, сейчас он узнает цены или смотрит, есть ли что-нибудь подходящее на Ebay. Короче, у нас дома будет собственный ультразвуковой бейби-телевизор.

– Ага, и ты весь вечер лежишь на спине, по животу размазан гель, и это только чтобы Юрген посмотрел на ребенка. Максимум через полчаса тебе надоест.

– Ой, я об этом и не подумала. Да, перспектива не очень-то!

В дверь гордо вплывает Андреа. Она в превосходном настроении.

– Что у вас за посиделки? – удивляется она. Клаудия показывает ей снимок и опять начинает танцевать от радости.

– Если не перестанешь скакать, твой ребенок или выпадет, либо превратится в кенгуру.

В кухне, где я готовлю эспрессо, слышны их смех и беззаботная болтовня. И вдруг наступает мертвая тишина.

– Зуза, – кричит Андреа, – это что такое? У нее в руках две страницы письма.

– Это от Макса. Я его не читала, кроме первых строчек, потому что прибежала Клаудия со своим снимком, а потом ты, и я о нем забыла.

Андреа с недоверием смотрит на меня и спрашивает:

– Можно мне почитать?

– Я думала, вы больше не общаетесь. – На кухню входит Клаудия.

– Так и было. До сегодняшнего дня.

– И что ты будешь делать? – спрашивает Андреа, помахивая письмом.

– Если б я знала… Может, мне вообще ничего не надо делать. Мне бы для начала сесть и спокойно прочитать, что там написано.

– Мы оставляем тебя в покое, пойдем погуляем немного. А позже встретимся в нашем ресторане, и ты все расскажешь, идет? – Андреа в нетерпении.

– Да, пожалуйста, – отвечаю я немного раздраженно. Через десять минут я остаюсь одна и беру письмо в руки.

И Я знаю, что расстаться, наверное, лучшее для нас и что наша любовь не может решить все проблемы. Что мы провели с тобой чудесные дни. Наши ночи я никогда не забуду, каждой нашей встрече я радовался как ненормальный, но сегодня я знаю и то, что мы должны, по не можем быть вместе.

Я делаю большой глоток воды, закуриваю и читаю дальше:

Я чувствую, как сильно тоскую по тебе, по той близости, которая была между нами. Мне так не хватает твоей страсти, твоего тепла, твоей нежности, твоего чувства юмора. И я замечаю, что люблю тебя больше, чем думал. Любовь к тебе не погасла и еще не догорела, но у меня есть и свои страхи, и свои опасения. Я пытался восстановить отношения с бывшей женой, но понял, что она меня больше не привлекает. По инициативе Оттильды из платонического наше общение стало половым. Но я не знаю, зачем мне это. Потому что все мои мысли – о тебе.

Ледяная рука сжала мой желудок, и вдруг подступила тошнота. Я прикуриваю еще одну сигарету, отчего становится только хуже. Это так похоже на то, что я переживаю столько недель подряд, – на злую, беспощадную, ужасную тоску. Но и на надежду, что не все еще потеряно…

Разве ты не понимаешь, что ты моя героиня, моя богиня… Мой север и юг, запад и восток… Ледяная вершина Эвереста и пышущая жара Сахары… Рыба в реке и птица в небесах… Ты была, есть и, наверное, всегда будешь: the one and only,[27] моей самой большой любовью. Хотя именно этого я боюсь как огня. Ко всем, кто будет после тебя, я буду несправедлив. Я буду любить их только наполовину, а любить наполовину – все равно что быть наполовину беременной, наполовину – все равно что ничего! Конечно, ты была не только солнцем, но и дождем. Не только летом, но и зимой, ураганом страсти и ночами сомнений. Ты была моим праведным гневом и слепой ревностью. Ты была женщиной, в которой мне хотелось спрятаться, укрыться, уснуть, стать с тобой единым целым. Да, ты была штормом в открытом море и домашним уютом вечером у камина. Ты была для меня всем. Всем и даже больше, но, похоже, ты этого так и не поняла!

Господи! Я откладываю письмо и радуюсь, что кроме меня здесь никого нет. Что мы оба за дураки! Я не могу изгнать его ни из головы, ни из сердца и тешу себя надеждой, что, если еще чуть-чуть потерпеть, рана затянется сама собой. Он трахает всех подряд, типично по-мужски, и пытается завязать как можно больше новых романов, только чтобы забыть обо мне и лишь бы не быть одному. Мне сейчас больше всего хочется схватить телефонную трубку, позвонить ему, услышать его голос и надеяться, что все снова станет хорошо. Но я этого не делаю! Проходят минуты, я снова берусь за письмо:

Меня бесила мысль, что в твоей жизни я на вторых ролях. И не было никаких – прямых или косвенных – подтверждений тому, что в конечном итоге ты выберешь именно меня. Скорее наоборот. Ты объяснила мне четко и ясно, что я не должен на тебя давить, иначе ты уйдешь. И в те редкие часы, когда ты была моей, я не хотел делить тебя с кем-то еще. Поэтому некоторые вещи произошли так, как произошли.

Это я понимаю. Но почему он ни разу этого не сказал? Разве не изменила бы я свое поведение? Или я такая эгоистка, что меня бы это не тронуло?

Другие женщины сделали меня мягче. Но с тобой вновь ожило прежнее, я стал вести себя так, как лучше бы не вел.

Во мне поднимается злость: к чему это сравнение? Со своими бывшими он никогда не испытывал того, что испытал со мной. Он предпочитает однообразную гармонию или американские горки любви? Наш роман был бурным, диким, и, возможно, чувства опережали события, но это чувства, которые мы всегда питали друг к другу. Он заканчивает: