365 сказок - [14]

И вот на поясе этой статуи поблёскивал хрустальный ключ на потемневшей от воды цепочке. Скульптор был столь талантлив, что фея казалась живой, но полупрозрачный ключ привлекал внимание гораздо сильнее.

Забрать же его из фонтана оказалось не так-то просто, площадь была оживлённым местом. Пришлось ожидать тут до самой ночи, пока, наконец, не разбрелись по домам все гуляки.

Промокнув насквозь, я всё-таки смог взять ключ в ладони. Цепочка на удивление легко подалась одному сильному рывку. Холодный и влажный, ключ теперь маняще поблёскивал в моих пальцах, а стоило поднести его к губам и выдохнуть воздух, как он запел — и голос его был лучше самой прекрасной флейты…

* * *

И вот я с трепетом вложил его в замочную скважину на решётке. Он повернулся мягко, почти беззвучно, лишь механизм замка внутри тихонько скрипнул и звякнул, будто бы соглашаясь с проникновением. Решётка только однажды скрежетнула по каменному полу, усыпанному песком, и впустила меня в фонарь маяка.

В центре дрожало пламя. Оно горело само по себе в колбе, которая мягко и медленно вращалась, отчего световой луч то скрывался, то вновь пронзал уже сгустившуюся вокруг маяка тьму.

Ночь наступила, пока я поднимался сюда.

Раз за разом луч света прочерчивал комнату по кругу, и я рассматривал всё новые удивительные вещи — тут и там были рассыпаны шахматные фигурки, кое-где шуршали от залетающего под треснувший колпак ветра почти рассыпающиеся карты, сухие мотыльки усыпали круглый стол, в центре которого и жило негаснущее пламя за хрустальной стенкой…

Странно было ощущать, что здесь прохладно. Конечно, рассыпавшиеся стекляшки от разбитой части колпака подсказывали почему, но всё же… И в неловкой догадке я коснулся стекла, за которым танцевал огонь, чтобы убедиться — тот и правда холодный.

Сердце маяка было ледяным, но он всё так же исправно служил кораблям, даже если тут их не видели множество лет.

Я устроился на каменной скамье и долго смотрел на тёмный океан, который с равными промежутками озарялся лучом, ускользающим вдаль, вдаль, едва ли не к горизонту.

Зачем же дороги привели меня сюда? Неужели кто-то или что-то жаждало подсказать, что здесь требуется… смотритель? Но я — путешественник — не подхожу на эту роль, ведь меня унесёт первым же ветром, а маяк снова осиротеет.

Или я должен найти смотрителя, скитаясь по мирам, и пригласить его сюда?

Я видел, что неподалёку стоит старенький дом, камень его стен ничуть не уступит в возрасте маяку. Наверняка именно там должен был жить смотритель, да только маяк как-то расстался с ним и теперь тоскует. Ждёт кого-то другого или того же самого, да в новом теле и с новыми мыслями.

Прикрыв глаза, я сосредоточился, словно желал услышать историю маяка. Но тот, конечно, молчал — маяки много разных знают легенд, но о себе вот предпочитают не болтать, зато рады порассказать о кораблях, капитанах, русалках, плещущих под луной хвостами… В общем, о том, что видать с высокой скалы, пока вглядываешься золотым глазом во мрак.

И вдруг где-то внизу раздался звук шагов. Он нарастал, раскручивался, звенел, гудел, точно набирал силу. Это был уверенный и размеренный звук, надёжный и верный. Заинтересованно посмотрел я на вход, где виднелись прутья решётки, въехавшей в углубление в стене не до конца. Кто-то поднимался чуть медленнее, чем я, но всё же не отступал. И можно было посчитать, сколько ступенек преодолел он шаг за шагом, пока наконец не оказался напротив меня.

Тут же свет вычертил волевое лицо, отразившись в серых глазах. И померк, а путник остался в тени, удивлённый тем, что не одинок.

— Ты смотритель? — спросил я.

— Да, — кивнул тот. — А ты?

— Хозяин ключей, — и уложил на столешницу все три — стальной, каменный и алмазный. — Не теряй их.

Он приблизился, деловито нанизал все ключи на кольцо.

— Ступай, тут много работы, — в голосе его послышалась лёгкая ворчливость.

Он был одиночка. Как все смотрители.

И все путешественники по мирам, которых я знал.

012. Снег и кровь

Пробуждающиеся миры приносят много историй, самых разных — грустных и смешных, тревожных, даже страшных, и мягких, как суфле, загадочных и совсем простых, в которых нет ни капли таинственности. Слушая их, я порой представляю, как они выплетаются мелодиями, звенят, дрожат на ветру. Иногда от таких историй остаются колокольчики, которые можно повесить на дерево в саду. В ветреный день все они заливаются звоном, и даже кажется, что этот звук такой силы, что где-то из него непременно родится море.

Но этот мир был молчаливым.

Он вился у чашки с чаем, словно вдыхал аромат, облетел всю кухню и недолго повисел у торшера, скрывшегося под уютным абажуром. После замер у окна, точно за стеклом было что-то, кроме ночных огней и скучных пятиэтажек напротив.

— Какая же у тебя история? — спросил я, заметив, что остальные миры потихоньку меркнут и растворяются: им не откажешь в чувстве такта.

Вот только тот мирок продолжал молчать. Тишина исходила из него такая осязаемая, что её можно было прясть и сматывать в клубки, чтобы потом ткать ковры и пледы.

Я подошёл ближе и всмотрелся в прозрачную сферу. Внутри неё раскинулась безмолвная снежная пустыня. Прикрыв глаза на мгновение, я оказался там.