3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [86]

Бро предложил годную идею — вести через адвокатов страницу в фейсбуке. Она потом становится моим главным способом защиты от ФСИНовских уебков и главной головной болью — если нет репрессий, совершенно непонятно, о чем писать.

Сообщаю буровским о приезде комиссии — решаем, что все будем жаловаться на условия содержания, плюс мне дают список людей в жилой зоне, которые должны поддержать жалобы.

Каждый день ко мне приходят и требуют произнести доклад дежурного по камере. В присутствии сотрудника администрации нужно встать, скомандовать: «Внимание, администрация!» — назвать ФИО, статью, срок, дату заключения под стражу, дату освобождения и число человек, сидящих в камере. Это чистой воды идиотизм (я сижу в камере один), совершенно незаконно, по понятиям такие доклады делать не принято, и вообще — какого хуя?

В результате каждый день мне выдают рапорт об отказе от доклада и о том, что в камере не убрано:

— в углах паутина;

— на столе хлебные крошки;

— в санузле антисанитария.

В один из дней залетают Гена со Свириным, новым замом по безопасности и оперативной работе, и решают произвести мой личный обыск — то есть раздевают догола. Это уже мой пятый обыск за день (два — до и после встречи с адвокатом, два — до и после вывода к зубному в санчасть). В общем, к тому времени я уже не испытывал вообще никакого чувства стеснения при оголении перед посторонними. Не то чтобы я сильно стеснялся раньше, но тут уже главное — не стать эксгибиционистом.

Шмонают, пишут какой-то очередной рапорт. На следующий день приезжает комиссия из местной ОНК. Ну, эти-то в одной упряжке с режимом.

За них мент даже ведет протокол посещения колонии. При них на меня пишут очередной рапорт — за отказ от доклада и хлебные крошки. Я знаю, что все без толку, но начинаю возмущаться и перечисляю свои жалобы.

В то время в ИК-5 рядом со зданием ШИЗО располагался железный сарай, в который сажали зэков, отказавшихся от работы. Там они сидели с 8 до 20, без еды и воды, даже в туалет не выводили. В этом сарае не было буквально ничего — только пол, потолок и стены, вместо двери — решетка. Летом жара, как в христианском аду. В остальные времена года холод, как в аду японском. О существовании этой штуки я узнал, только когда во второй раз попал в ШИЗО. Из комнаты, где проходили свидания с адвокатом, мы наблюдали, как зэки в этом сарае неистово шумели, требуя выпустить их в туалет. В общем, это реальная пыточная, за такое легко можно усадить всю администрацию ИК-5 в тюрьму.

Говорю об этом ОНК. Они вздыхают, говорят, что знают о проблеме. ЗНАЮТ О ПРОБЛЕМЕ! Идут в другие камеры, там тоже все жалуются. Слышу их диалог с моим соседом.

Зэк. Меня избили. Вот, посмотрите, я весь черный от побоев.

Представитель ОНК. А как вас кормят?

Короче, группа во главе с председателем Орловской ОНК бабушкой Тамарой (Жаворонковой) нарушений в ИК-5 не нашла. Но хотя бы в ШИЗО и БУРе сделали ремонт. Ну, то есть как — ремонт? Стены побелили. Но там и нет ничего больше.

Вечером в ШИЗО приходят Гена и замначальника управы Дорохин (кстати, в моем первом посте в фейсбуке он был не Дорохин, а малыш с монобровью, — так я намекал, что он мой враг по умолчанию, как упомянутый малыш был врагом Мэгги Симпсон). Была суббота, то есть банный день. У меня по батареям развешаны нехитрые пожитки: майки, трусы, носки. Голос у Гены уже елейный:

— Анатолич, ну как ты? А что это у тебя такое?

— Вещи после стирки.

— Что ж ты, Анатолич! Отдал бы их в баню, постирали бы там.

Ага, конечно. Представляю, какой фурор я бы произвел в зоне, если бы отправил в стирку трусы. К тому же лишился бы их.

Гена ведет меня на беседу к монобровому малышу.

— Что это ты нарушаешь, доклад не делаешь?

— Ничего я делать не должен.

— Ну нам-то виднее.

— Как сказать.

Такой вот разговор. Меня они достали уже до тошноты. И главное — каждый раз Дорохин говорит, что это последний наш разговор и больше встреч не будет. По-моему, он думал, что я огорчусь от такой перспективы. О боже, нет! Как же я лишусь компании этого жирдяя? Заканчивается все тем, что он говорит: мол, если я не одумаюсь и продолжу (до сих пор непонятно — что именно), то он отправит меня в тюрьму. Я ржу:

— В тюрьму? За хлебные крошки? Ну, можно попробовать, да.

Если помните, тюрьма — это самые суровые условия содержания в России. Сидят тут следующие категории:

— межгалактические убийцы;

— воры в законе и близкие к этому состоянию чуваки;

— террористы;

— организаторы преступных сообществ;

— особо злостные нарушители с зон;

— сильно провинившиеся представители козлобанд;

— перемещенные ради удовлетворения жажды мести администрации.

Тюрем в РФ всего семь, и в четырех из них все очень и очень плохо с точки зрения хода Воровского. Печальнее всего во Владимирской тюрьме. Про нее рассказывают ужасные истории — говорят, даже адвокаты туда не могут попасть. И беспредел никто не может остановить, потому что это прямое указание Путина. А про нижегородскую тюрьму рассказывают, что там есть специальное помещение для Путина. Он иногда приезжает туда, поскольку дружит с начальником управы, и в этой комнате «кайфует». Обожаю зэчьи байки. Если бы эту историю никто не придумал, мир был бы более грустным местом, это точно.