3 - [21]

– С чего ты взяла, что я боюсь? – Артур вскинул брови, уголки его губ дрогнули в ухмылке.

– Мало ли, – пожала плечами я, открывая дверь.

Выйдя из машины, я снова улыбнулась и пошла к дому. Судя по визгам, доносящимся с заднего двора, у детей сейчас прогулка. Обычно они гуляют вечером после дневного сна, но, когда небо светло–серого цвета и затянуто плотными облаками, воспитатели меняют график. Я невольно улыбнулась, вспомнив, как не любила в детстве дождь. Тогда приходилось сидеть внутри. Другие дети играли, рисовали; а я обычно либо смотрела на водяные разводы, которые стекали по окну; либо читала.

Большинство думает, что вырасти в детском доме – это плохо. Я часто сталкивалась с жалобными взглядами, если рассказывала о своём происхождении и детстве. Но, на самом деле, годы, проведённые здесь – были лучшими в моей жизни.

Эту систему основали в конце девяностых, и я была одной из тех счастливых детей, который определили сюда, в семейный дом. Если говорить простым языком, то в этом здании две многокомнатных квартиры, в которых живёт три восьмиместных семьи и одна шестиместная. То есть, у детей есть почти настоящие мама и папа, а также братья и сёстры. Это отличается от обычных детских домов, где по двадцать детей спят в одной комнате на металлических койках со старым советским постельным бельём. У нас были отдельные девочковые и мальчиковые спальни с двухэтажными кроватями; своя кухня; несколько ванных комнат, вместо общей душевой, и самое главное – у нас была замечательная воспитательница, которую я до сих пор называю мамой.

Шагая по гравийной дорожке, я вспомнила, что хотела заглянуть на аллею. Я посадила свою берёзку четыре года назад, когда вошла, так сказать, в самостоятельную жизнь. Интересно, насколько она выросла за это время?

Позади меня хлопнула дверь машины, я обернулась и увидела Артура, бодрой походкой направляющегося ко мне. Я уже хотела было съязвить по поводу его появления, но за моей спиной раздалось радостное:

– Кируся! Золотце моё!

Повернуться полностью к издающему, точнее – издающей, приветственные вопли я не успела, потому что меня сгребли в охапку тёплые ручища.

– И жениха с собой привезла, – продолжила кудахтать Агния Фёдоровна.

– Нет, нет, это просто… – начала оправдываться я, но меня перебили.

– Артур. Очень приятно.

– Агния Фёдоровна… – моя душительница отпустила меня, и протянула большую мозолистую ладонь моему спутнику. Он взял её и галантно поцеловал костяшки шершавых пальцев, – Я её…

– Мама, – перебила я, – Моя мама.

Агния улыбнулась мне и потрепала по щеке.

– Не биологическая, – пояснила она удивлённому Артуру, который застыл наполовину выпрямившись, – Это семейный дом, вы слышали о таком?

– Нет, – он качнул головой, отчего его золотистые волосы пошевелились на плечах, – Просветите?

– Обязательно, – кивнула моя воспитательница, – Скоро будет обед, вы присоединитесь?

– Да, – сказали мы одновременно, – Я пойду к ребятам, – решила ретироваться я, и оставить Артура наедине с болтовнёй Агнии.

Время с детьми вообще летит незаметно. Вдоволь набегавшись босиком по газону и подбросив ровно по пять раз каждого из шести малышей от двух до четырёх лет, я на пару со старшими загнала их в дом. Воспитатели вместе со своими группами разбрелись по спальням; откуда доносились шорохи и короткие детские смешки, вперемешку с цыканьем и шиканьем взрослого.

Агния приготовила нам с Артуром кофе, и мы вышли на веранду, пока она укладывала детей из своей группы на дневной сон.

– Здесь здорово, – молвил мой спутник, вытягивая ноги в широком кресле–качалке, – Ты была здесь с самого детства?

– Нет, меня определили сюда, когда мне было восемь. Тогда проживание по семейному типу только внедряли, и это был эксперимент.

– Я вижу, что он оказался вполне удачным, – Артур начал медленно раскачиваться, отчего пол, покрытый старыми досками, начал поскрипывать.

– Каждому ребёнку уделяется достаточно внимания и заботы, – я сделала глоток кофе и поджала пальцы на ногах, которые начали неметь от прохладного воздуха с улицы, – Учишься жить в семье и социуме. Я росла и в обычном детском доме, поэтому прочувствовала разницу на себе.

Деревянные половицы за нашими спинами тихонько скрипнули, и мы вдвоём обернулись. В проёме двери стоял маленький Олежка, сонно потирая глаза и переминаясь с ноги на ногу. За ним показалась Агния с усталой улыбкой.

– Так всегда, когда ты здесь, – тихо сказала она, подталкивая Олега ко мне.

Он неуверенно покосился на Артура, и я протянула к нему руку:

– Иди сюда.

Олежа забрался ко мне на колени и свернулся клубочком, обхватив мою шею руками. Его голова была повёрнута на Артура, и я видела, что они смотрят друг на друга, не разрывая зрительный контакт. Я обняла тёплое хрупкое детское тельце руками, и начала поглаживать его по спине, тихо напевая старую казачью колыбельную, которую выучила специально для него:

Спи, младенец мой прекрасный,

Баюшки–баю.

Тихо смотрит месяц ясный

В колыбель твою.

Стану сказывать я сказки,

Песенку спою;

Ты ж дремли, закрывши глазки,

Баюшки–баю.

Артур выпрямился на кресле и внимательно посмотрел мне в глаза. Я не отвела взгляда, а просто уткнулась подбородком в макушку ребенка и продолжила петь.