2084: Конец света - [53]

– Я очень сожалею… А Коа – вы о нем что-то знаете?

– Пока ничего… Я переведу тебя в другое место; здесь, на складе, уже небезопасно… Так как выйти теперь невозможно, будешь прятаться в чулане, который я устроил внизу за фальшивой стеной, чтобы хранить редкие вещи… а сегодня вечером или завтра один человек придет за тобой, чтобы отвести в другое укрытие… Его зовут Дер, просто иди за ним и ничего не спрашивай… Ладно, я пошел, мне нужно принять кое-какие меры.

– А как же Коа?

– Я наведу справки. Если он был схвачен или убит чаушами, я узнаю об этом сегодня же, а если нет, то придется подождать… Или он спрятался где-нибудь и рано или поздно объявится… или лежит мертвый в какой-нибудь яме, где его труп скоро обнаружат.

Ати схватился руками за голову и разразился плачем. Он чувствовал себя виноватым, он нес ответственность за все случившееся, отдавал себе отчет в том, какое пагубное влияние оказывал на Коа, даже не попытавшись умерить его природный пыл. И того хуже: Ати воспользовался наивностью друга, вдохновил его своими россказнями сержанта-вербовщика о добре и зле, призывая отправиться на поиски истины. Разве Коа мог противиться этому? Он был бунтовщиком от рождения, стоило только указать, против чего бунтовать.

Ати возбужденно носился по складу. Он разыскал все дыры и щели, которые только были в обшивке сарая, и при малейшем шорохе бегал от одной к другой по очереди, пытаясь рассмотреть, что происходит снаружи, готовый в любой момент вернуться в свое потайное укрытие в чулане. Посмотрев в форточку, он заметил тень за окном домика напротив, силуэт женщины с пышными формами. И вздрогнул: она смотрела на него и указывала пальцем кому-то, стоящему за ней, в его сторону. Ати отпрянул назад. Постарался успокоиться, как мог: ему это показалось, оптический обман, уговаривал он сам себя, ласковая мама служила олицетворением женской невинности, ее внимание привлек отблеск на раме форточки, или же она показывала что-то своему ребеночку, чтобы его позабавить, – облако занятной формы, ящерицу, ползающую по доскам, голубя, который мило чистит крылышки на водостоке сарая.

Ати снова спустился вниз и заперся в чулане, стараясь глубоко дышать, чтобы успокоить биение сердца и совладать со страхом. На душе было тяжко, а все тело превратилось в одну ноющую рану. Очень скоро он даже почти перестал дышать и впал в глубокую летаргию.

Так он провел весь день в полубессознательном состоянии, между нервным сном и погружением в смерть.

Он проснулся, когда день подходил к концу и приобретал грустноватые сумеречные цвета, а потрескивания сарая становились все мрачнее и громче. Ати попытался встать, но его члены не слушались его, они затекли, отдавшись во власть мурашек, а его дух умер, потеряв чувствительность от боли.

Протекло немало времени, пока в голове Ати какой-то голос неутомимо твердил издалека: «Встань… встань… встань… вст…» Наконец гол ос дошел до некой чувствительной точки и сработало зажигание; Ати приоткрыл глаза, и немного света проникло в мозг… Острая стреляющая боль пронзила его тело, в то время как голос все настойчивее твердил: «Вставай… Ты же жив, черт возьми… будь готов…»

Усилием воли Ати встал и принялся ковылять из одного угла чулана в другой, чтобы размять затекшие конечности и проветрить голову.

Выпив одним махом целый кувшин кофе, остававшегося со вчерашнего дня, он все-таки умудрился вернуть мозг в рабочее состояние. Нужно было поразмыслить. Что-то тут неладно. И даже много чего.

Ати прокрутил в голове весь ход событий. В первую очередь он понял, насколько они с Коа неосторожно поступили. Конечно же, и теперь это совершенно очевидно, площадь Наивысшей Веры находилась под пристальным наблюдением, она была нашпигована видеокамерами и легионами чаушей со шпионами, высматривающими нарушителей во все глаза; да и не могло быть иначе: место слишком уж примечательное. С другой стороны, друзья уже приобрели некоторую привычку жить вне закона и вне религии в этом мире, погрязшем в тирании и самой архаической набожности, поэтому в их манерах, в их голосе, конечно же, чувствовалась какая-то, пусть даже малая, но ненормальность; ее замечали, ее слышали, она беспокоила, и с этой точки зрения два друга выглядели самыми что ни на есть еретиками, менее всего уважающими закон. Ну а если они к тому же интересовались человеком по имени Наз, которого особые законы поместили в ряды первых врагов Абистана, то и они сами вызвали подозрение и превращались в противников Абистана. Таким образом, проблема заключалась в следующем: указал ли торговец услугами на них патрулю только потому, что обратил внимание на экзотический вид путников – на всякий случай, так сказать, – или же выдал их потому, что они интересовались Назом? Во втором случае вставал непростой вопрос: как бедолага, живущий мелкой подпольной торговлей с толпой потерянных баранов, которые со всех сторон осаждали Город Бога, мог знать о существовании Наза? Археологи на улицах не валяются, Наз был всего лишь одним из ста пятидесяти тысяч служащих Абиправа. И еще одна, даже более странная вещь: откуда доносчик узнал, что Наз замешан в чуть ли не самом секретном деле государства, за которое может быть арестован, убит или, возможно, депортирован? А может быть, мелкий спекулянт был на самом деле высоким полицейским чином или шефом какой-нибудь специализированной структуры Аппарата или шпионской сети, связанной с тем или иным кланом Справедливого Братства? Отдавал ли лжеторговец приказ патрульным, показывая пальцем на Ати и Коа, или негодяй просто хотел выслужиться перед полицией, чтобы его похвалили? А возможно, он давным-давно следил за Аби и Коа?.. Ну да, точно… с того момента, как они вышли из склада… или даже раньше, когда они обратились к Тозу… или когда наводили справки о Назе на рынке мышиной лазейки… а до этого за чужаками тенью следовали другие, кварталом за квартал, передавая эстафету во время всего пути их следования через Кодсабад, которая теперь дошла и до спекулянта услугами… И даже еще гораздо раньше… уже долгое время… с дня их прогулки в гетто, по доносу какого-нибудь подручного Гильдии или вероотступа, по случаю работающего на антивероотступов… А если говорить об Ати, то еще раньше – когда он вышел из санатория и вернулся в Кодсабад… когда его по необъяснимым причинам наградили должностью мелкого служащего и жильем в крепко стоящем доме… Теперь он отчетливо вспомнил, как доктор при выписке внизу истории болезни сделал пометку: «Держать под наблюдением» и дважды подчеркнул ее. Но тогда возникает серьезный вопрос: для чего? Кем Ати был в глазах властей, что заслужил подобное внимание?