2084: Конец света - [51]

В этом месте атмосфера была так насыщена мистицизмом, что любой рьяный атеист лишился бы разума немедленно, вера так овладела бы им, что он сразу освободился бы от всех своих надменных притязаний, бросился бы на колени и забился лбом оземь, и от него, рыдающего и дрожащего, во всеуслышание понеслось бы признание веры, которая сделала из него одного из самых преданных правоверных: «Нет Бога, кроме Йолаха, и Аби его Посланец». Он сам, человек, счастливый верующий или несчастный заблудший, в этой формуле не рассматривался, во взаимоотношениях между Йолахом и Аби он не учитывался, это было дело личное. Йолах создал Аби, и Аби признал Йолаха, или наоборот, но тут все и останавливалось.

Ати и Коа чувствовали себя раздавленными этим величием; все выглядело колоссальным, неизмеримым, за пределами любых человеческих представлений. У подножия крепости простиралась безграничная, щедро освещенная площадь, которую никто не смог бы охватить одним взглядом; мощеная полупрозрачной плиткой, окрашенной во все оттенки зеленого, она занимала более тысячи квадратных гектосикков и носила величественное имя площадь Наивысшей Веры. Вход в Город обозначался гигантской аркой под названием Великая Арка Первого дня, свод которой терялся в облаках. Соответствующего размера опоры насчитывали шестьдесят сикков в ширину, а между ними под сводом было расстояние в триста сикков; арка служила частью крепостной стены фараоновских размеров, которая окружала Город Бога, как футляр для сказочных драгоценностей: Кийибы, Абиправа и центральной мокбы, а также казарм элитной абиправской гвардии, ну и еще дальше – прячущихся в своих же нагромождениях и соединенных с городом невидимыми туннелями жилищ правительственных чиновников. Меж непоколебимых крепостных стен концентрировалась вся суть мира: вечность, могущество, величие и тайна. А вне их лежал мир людей, и однажды, быть может, он получит право на существование.

Еще одна неожиданность: площадь была черна от народу; два друга еще никогда столько людей сразу не видели, даже во сне. Здесь толпились всегда, днем и ночью, круглый год. Люди прибывали со всех шестидесяти провинций целыми паствами пешком, на поездах, на грузовиках; при входе их надлежащим образом проверяли, считали, размещали. Огромное скопление посетителей разделялось на три отдельные группы коридорами, ограниченными металлическими перегородками, где прохаживались, точно мелкие царьки у себя в имениях, чауши, вооруженные хлыстами и ковами, ручными пулеметами эпохи, предшествовавшей Откровению. Сначала впускали первую группу – паломников (несколько десятков тысяч), которые собирались у подножия Кийибы, перед тем как отправиться в далекое паломничество. Затем шла группа всевозможных просителей, чиновников, коммерсантов и простых граждан (множество десятков тысяч), снабженных разными документами и ожидающих своей очереди на вход в Абиправ, чтобы попасть на прием в какое-нибудь министерство или учреждение. И наконец, третья группа, волонтеры (несколько тысяч), которыми восхищались праздношатающиеся из толпы и дети, удерживаемые по краям площади; одни добровольцы пришли просить немедленной отправки на фронт, другие явились записаться на участие в следующей Священной войне, так как хотели присутствовать на ней с самого начала, дабы прочувствовать все ее прелести. И повсюду сновали услужливые и жужжащие, замечательно изобретательные в вопросах, как обдурить чауша, продавцы закусок, торговцы водой, дельцы, предлагающие напрокат одеяла, принимающие вещи в стирку, знахари-целители, юноши, которые продавали места в очереди и нанимались эти места стеречь, так как ожидание могло длиться недели и месяцы. Здесь не было ни дня, ни ночи; все одинаково бурлило круглый год. В очередях рассказывали всякие истории, надо же было как-то убить время; часто ходили слухи про одного пожилого человека, который провел аж год с лишним в очереди для просителей, а когда наконец попал к окошку пропускного пункта, не смог вспомнить, о чем собирался хлопотать. А кому не о чем ходатайствовать, входной билет не выдают. Старик был забывчивый, но не дурак: свое место в очереди он выставил на продажу на аукционе. И этот лот отхватил один богатейший торговец, который не мог оставить свои дела дольше чем на сутки, так как без его присутствия бизнес прогорел бы. Сделав себе состояние, страдающий амнезией старик обзавелся крышей над головой, сочетался законным браком в седьмой раз, взяв себе в жены симпатичную девятилетнюю девчонку, у которой только-только вышла первая кровь, сделал ей семь или одиннадцать симпатичных малышей и прожил счастливо до конца своих дней. И буд учи на смертном одре, когда уже никто ничего у него не спрашивал, старик вдруг вспомнил, что же его некогда привело в очередь просителей: он хотел разузнать о решении, которое было принято в ответ на его просьбу о выделении жилья… или устройства на работу… или срочной помощи… – просьбу, поданную за год, хотя, возможно, за десять или тридцать лет до этого.

Два друга узнали, что на расстоянии одного шабира на восток есть еще и четвертая группа, которую держат в темном и тихом месте: группа заключенных, всего несколько тысяч, закованных в кандалы по сотне, которые ожидали благословения перед отправкой на фронт. Среди них были военнопленные, захваченные у Врага, которые не захотели отправляться в лагеря смерти и предпочли принять веру