2084: Конец света - [54]

Шрифт
Интервал

А что касается Коа – он под наблюдением с того дня, как покинул лоно семьи и благодаря родовому имени превратился в символ, в коллекционный экземпляр. Он был дитя Системы, а Система опекает своих. Ангелы-хранители тем более горячо радели о нем, так как знали о его беспокойном нраве, направленном против семьи, которая процветала благодаря репутации прославленного мокби Кхо.

Если посмотреть как следует, все становилось очевидным и легко укладывалось в единую логическую цепь.

И вдруг возник еще более волнующий вопрос: каким же образом Тоз так быстро узнал о том, что случилось на подступах к Городу Бога, ведь в инциденте принимали участие лишь главные действующие лица, то есть Ати и Коа, мелкий спекулянт, который их выдал, и патрульные, которые пустились за ними в погоню. Кто проинформировал лавочника? Тот, кто выдал нарушителей, или сам патруль? Но как и зачем? А если цель состояла в том, чтобы арестовать друзей или убить, то зачем было так долго тянуть? И почему именно сейчас?

Все это фактически сводилось к одному-единственному вопросу: кто же такой Тоз на самом деле?


Если машина сомнений запущена, она работает без остановки. Очень скоро Ати оказался в осаде тысячи самых неожиданных вопросов. И внезапно спину будто обдало страшным холодом: до него дошло, чем чреваты текущие проблемы; ему надлежало предпринять решительные действия, и он не знал, хватит ли ему смелости их осуществить. Без Коа он обречен, ведь на протяжении месяцев все их поступки и размышления складывались в одно целое, они думали и действовали сообща, как неразлучные близнецы. Оставшись в одиночестве, Ати превратился в беспомощного калеку, который не в состоянии соображать и передвигаться.

И тут совершенно неожиданное сомнение одолело Ати с новой силой, тем самым показывая, что для него нет ничего святого, никаких поблажек, никакого исключения; однако новая мысль была недоступна пониманию, не дозволена; он почувствовал позывы к рвоте, ему хотелось выть и биться головой о стенку… Злобный и коварный внутренний голосок указывал на… Коа… брата, друга, спутника, сообщника! Ати слышал, как голос нашептывает: «Ничто не противоречит тому, что этот блистательный молодой человек послан с заданием завязать с тобой дружбу, и задание это он выполнил великолепно…» Но с какой, черт возьми, целью? Да я же ничтожество, я Ати, неудачник, который с горем пополам выживает в слишком для него совершенном мире… Чем я заслужил внимание государства или не знаю кого еще, уделившего наблюдению за мной столько времени и средств?.. Ну, что же ты молчишь?.. «Ах, дорогой Ати, вот какой ты забывчивый… Ты ведь всё знаешь, ты долго раздумывал над подобными материями в санатории, на крыше мира… С незапамятных времен дух суждения и бунта был стерт с лица земли, искоренен полностью, и только прогнивший дух покорности и злого умысла витает над поверхностью трясины… Люди – сонные бараны, и должны такими и оставаться, не надо их беспокоить… так нет же, в сожженной пустыне, какой является Абистан, вдруг обнаружился росток свободы, который из последних сил пробился в разгоряченной чахоточной голове, пережил холод, одиночество, бездонный ужас горных вершин и за короткое время сочинил тысячу святотатственных вопросов. Заметь, вот что важно: несдержанная природа сомнения и, в качестве дополнения к нему, постоянный поиск объяснений. Речь как раз о тех вопросах, которыми ты задавался, пусть даже в виде намеков или безмолвно, но зато их прекрасно слышали те, кто никогда таких вопросов не задает, ведь девственные уши сверхчувствительны к ним, а ты терзал всех поочередно, твои слова и вопрошающие взгляды слышали больные, санитары, паломники, погонщики верблюдов, которые затем докладывали о них, а Бюро подслушиваний скрупулезно фиксировало… не говоря уже о том, что V обшаривали твой мозг денно и нощно… Но такой ядовитый бурьян сразу не вырывают, наоборот, к нему проявляют интерес, хотят узнать, каков он, из чего вырос и до чего способен дотянуться… Те, кто убил свободу, не знают, что же такое эта свобода на самом деле; в действительности они свободны даже меньше тех, кому затыкают рот и кого отправляют на погибель… однако они, по крайней мере, догадались, что сумеют понять суть свободы только в одном случае: если дадут тебе возможность двигаться и тогда, наблюдая за тобой, поймут то, что ты поймешь сам… Уясни, дружище, ты в роли подопытного кролика в этом необычайном лабораторном эксперименте: на тебе, маленьком безликом человечке, великая тирания учится и познаёт вкус настоящей свободы!.. Это безумие!.. В финале тебя, конечно же, убьют, в их мире свобода ведет прямиком к смерти, ведь свобода оскорбляет, она беспокоит, она является святотатством. Даже для тех, у кого в руках абсолютная власть, назад дороги нет, они пленники Системы и тех мифов, которые сами же сочинили для покорения мира, превратившись в результате в ревностных хранителей догмы и усердных прислужников тоталитарной машины.

А самое удивительное в этом деле, что когда-то где-то в самом сердце Аппарата кто-то из высочайших чинов, читая рапорт, взятый наугад из множества бессодержательных докладов, которые машина получает беспрерывно и на всякий случай архивирует тоннами, мог сказать себе: „Погоди, погоди… Вот это что-то необычное!" Изучив комментарий, составленный каким-нибудь живущим в пыли и скуке бумагомарателем, а затем поспешно проведя экспресс-расследование, функционер приходит к выводу, который поражает обнаружением свободного электрона, вещи, немыслимой в космосе Абистана: „Перед нами безумец нового типа или мутант, он является носителем давным-давно исчезнувшего духа противоречия, к нему следует присмотреться пристальнее". Поскольку желать себе добра и ревниво относиться к своим открытиям не запрещено, начальник может вбить себе в голову идею назвать именем Ати новую душевную болезнь, которая займет несколько строчек в справочнике по истории Абистана. Можно придумать что-то вроде „ересь Ати“ или „отклонение Син“, потому что именно этого прежде всего боится Аппарат – ереси и отклонений.


Рекомендуем почитать
Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.