208 избранных страниц - [4]

КГБ недоуменно смотрит на КПСС.

КПСС. В восемьдесят пятом-то напились.

КГБ недоуменно смотрит на КПСС.

КПСС. Перестройку-то начали.

КГБ. А-а! Надо же было так напиться!

Обнявшись, уходят.

Тайна

— Ну что, русский, загадочная твоя душа, не выпьешь ведро водки?

— Ведро и лошадь не выпьет.

— Лошадь не выпьет, а ты-то — русский!

— Ну а зачем мне?.. Ни с того ни с сего… Смысл какой?

— Смысла никакого нет.

— Домой придешь как свинья, посуда вдребезги. Кому я чего докажу?

— Никому ничего ты не докажешь.

— Если бы ради какого-то большого дела.

— Именно что ни для какого дела. Просто так.

— Получается — все против того, чтобы мне пить.

— Получается, что так. Ну, тогда извини.

— Стой! Вот когда все против тебя, обязательно надо выпить. Давай ведро.

— Загадочный народ! Зато теперь никаких забот тебе.

— Самая теперь забота нам.

— Какая?

— Это тайна.

— Скажи.

— Это — русская тайна!

— Скажи, я никому. Какая тайна?

— Где достать второе ведро.

— Зачем?

— А вот этого даже мы не знаем.

Сон

Будто вышел я на улицу купить чего-нибудь… но почему-то с ведром. Из ведра курица выглядывает. Тут же подходят двое… двухметровые… босиком, но в милицейских фуражках. Спрашивают:

— Откуда у вас золотые яйца?

Я говорю:

— С чего вы взяли, что у меня золотые яйца?

Они раз в карманы ко мне и достают три яйца золотых — «пройдемте».

Садимся в машину, смотрю — господи! Я ведь в одних трусах, откуда карманы-то? И потерял сознание.

Очнулся в комнате — дверей нет, вместо окон портреты руководителей, за столом трое в полувоенном, все рыжие, сам я напротив на табурете. В углу часовые, те самые, что вначале встретились… двухметровые.

Спрашивают:

— Вы в наших рядах по убеждению или из-за корысти?

Я, конечно, говорю:

— По убеждению.

— Тогда скажите, готовы ли вы за свои убеждения отдать жизнь?

Я спрашиваю:

— Чью?

— Свою.

Я говорю:

— Нельзя ли стаканчик водички?

— Пожалуйста.

Пью, тяну время. Самый рыжий, который посередине у них, спрашивает вдруг:

— Вы вообще-то за новую линию?

Я говорю:

— Я всегда за новую линию.

Конопатый с краю полистал какие-то бумаги, говорит:

— Врет он все, он за реформы, а не за новую линию.

У меня поехало в голове — какая-то новая линия, а я не знаю, говорю:

— Реформы — это же шок один, бестолковщина. Я за новую линию принципиально.

Конопатый встает:

— А их две новых линии, вы за какую?

Я говорю:

— Нельзя ли стаканчик водички?

— Пожалуйста.

Сидят, ждут. Допил — была не была, — говорю:

— Я за первую линию.

Конопатый:

— А мы за вторую.

Часовые, слышу, затворами лязгнули. Говорю:

— Мы же сидим напротив друг друга, та, что с моей стороны первая, с вашей будет вторая. Нельзя ли еще стаканчик водички?

Самый рыжий налил полстакана, говорит:

— Надоели вы нам со своей водичкой. Давайте заканчивать. Если вы человек с убеждениями, то прямо ответьте, вы с нами…

Я говорю:

— С вами!

Он мне:

— Не перебивайте, дослушайте до конца. Вы с нами…

Я говорю:

— С вами!

Он:

— …или с демократами и коммунистами?

У меня второй раз в голове поехало. Хорошо конопатый выручил. Он бумаги листал, листал и вдруг спрашивает:

— Кстати, вы с какого года рождением, гражданин Розенблат?

Я говорю:

— С пятьдесят четвертого, только я — Сидоров.

Они побледнели все разом, поворачиваются к часовым:

— Разве это не Розенблат?!

Я тоже вскочил, кричу:

— Что ж вы сделали, гадины?! Вы ж не того захватили, кого надо!

Часовые вдруг говорят самому рыжему:

— Товарищ Розенфельд, эта сволочь так похожа на нашего Розенблата! Сейчас мы моментом все исправим.

Поставили меня к стенке и отсчитывают десять шагов.

Я говорю комиссии:

— Вообще-то я еврей.

Они говорят:

— Поздно. Ваше последнее желание.

Я говорю:

— Нельзя ли стаканчик водички?

— Можно, но мы вам не советуем, вы и так уже обмочились.

Я пощупал, правда, мокрый. И тут проснулся. Что удивительно?! Лежу на мокром, то есть действительно обмочился. То есть сон вещий!.. Но к чему?

Говорят, «милиция» к грибам, «рыжие» или к дождю, или к перевороту. А может, просто скоро в самом деле начнут выяснять, кто из-за корысти, а кто по убеждению. Если бы все по убеждению были, до таких жутких снов не дошло бы.

Репортаж

Корреспондент. Добрый вечер, товарищи телезрители. С праздником вас! Здоровья вам, удачи, любви, успехов в труде, всего, всего самого лучшего! А в первую очередь, конечно, большого личного счастья!.. Вот эта утопающая в вечерних лучах солнца местность — старинное русское село Мясоедово. Многое повидало оно на своем веку: хазары, печенеги, татаро-монголы. Сегодня здесь мы. Дедушка, здравствуйте.

Дед. Здравствуй.

Корреспондент. С праздником вас! Скажите, сейчас лучше стало жить?

Дед. Чем когда?

Корреспондент. Чем раньше… Ну, хоть лет тридцать тому назад.

Дед. Тридцать?.. Тридцать лет назад мы же ничего не имели. Никита же все отобрал.

Корреспондент. Значит, сейчас лучше стало жить?

Дед. Чем когда?

Корреспондент. Чем тридцать лет назад.

Дед. А чем лучше?

Корреспондент. Не имели тогда ничего.

Дед. Так мы и щас ничего не имеем.

Корреспондент. Сейчас, дедушка, вы имеете гласность. Это — очень много. Можно открыто говорить обо всем, что наболело, обо всем, что у нас плохо. Раньше об этом и подумать было нельзя.

Дед. Почему?.. И раньше думали, что у нас все плохо.