20 лет дипломатической борьбы - [99]

Париж, 3 июня 1937 года, во дворце, где заседает сенат.

На трибуне Жозеф Кайо. Его лицо и лысина стали пунцовыми… Пронзительный голос срывается до фальцета… Воинственно поблескивает пенсне… Он жестикулирует, вертится, поочередно призывает в свидетели то трибуны третьего яруса, то председателя сената.

Председатель финансовой комиссии Жозеф Кайо, ставший глашатаем реакции, решил добиться ликвидации Народного фронта.

Дефицит достигает сорока миллиардов. И все растет дефицит торгового баланса. Новое гигантское стачечное движение на заводах Гудрич захлестнуло пригороды Парижа и угрожающе окружило столицу. Наконец, судебное преследование, начатое министрами внутренних дел и юстиции против ТКРД («Тайного комитета революционного действия», известного публике как заговор кагуляров), повлекло за собой арест генерала Дюсеньера и графа Поццо ди Борго.

Все это раздражает представителей правых партий и отнюдь не успокаивает левых политических деятелей.

* * *

Внешняя политика развивается в опасном направлении.

Гражданская война в Испании, неминуемый аншлюс, а теперь еще и гитлеровская угроза Чехословакии доводят до наивысшей степени раскол французского общественного мнения.

В сенате, как и в Бурбонском дворце, лейтмотивом выступлений правых по-прежнему является утверждение, что «Франция не может вести переговоры с Гитлером через посредничество еврея!».[57] В этом суть всей внутренней драмы Франции, которую она переживает весной 1937 года.

Все хотят избежать войны. Однако некоторые группы французов считают, что правильно понимаемый патриотизм заключается в. том, чтобы делать – и иногда даже во вред нашим союзным обязательствам – уступку за уступкой Гитлеру и Муссолини с целью попытаться достигнуть с ними какого-то согласия, ради которого был бы принесен в жертву франко-русский пакт!

Все еще находясь на трибуне, Жозеф Кайо заканчивает наконец свою грозную обвинительную речь против правительства такими стихами Ришпэна:

…Правительство – это…

Женщина пьяная,

В бездну летящая,

Не зная как, не зная почему.

Жозеф Кайо только что нанес роковой удар Народному фронту, но, будучи смертельно ранено, это политическое образование проживет в агонии еще десять месяцев!

Восьмого июня образовано радикал-социалистическое правительство Шотана – Блюма. По мнению правых партий, можно не сомневаться, что председатель Совета министров Шотан и министр финансов Жорж Боннэ будут способны в случае необходимости пойти на уступки, которых требуют диктаторы, ибо прежде всего не должно быть войны!

* * *

Женева, сентябрь 1937 года.

Постройка нового дворца Лиги Наций наконец закончена. На Генеральной Ассамблее председательствует Ага Хан. Этого момента в своей жизни он ждал целые годы.

Но Ассамблея тянется бесконечно долго.

Председатель совета, главы правительств, главы делегаций лишь весьма редко появляются там.

– Мне не везет. Это в первый раз главы делегаций так бойкотируют Женеву! – жалуется Ага Хан.

Но совершенно очевидно, что основная игра ведется не в Женеве, а именно в столицах.

Тем не менее после многих недель ловких и осторожных переговоров с представителями личного кабинета Леона Блюма и с Жозефом Авенолем Ага Хан добивается того, что в один из сентябрьских дней Леон Блюм прибывает на несколько часов на большой вечер, посвященный открытию нового дворца.

Несколько дней спустя гости танцевали в большой мраморной галерее – без всякого увлечения, но до шести часов утра.

– Знаете ли вы, во сколько это обошлось Ага Хану? – спрашивает в известной степени шокированный всем этим представитель швейцарского правительства. – Представьте себе, он приказал доставить лакомства, а также индийские напитки прямо из Калькутты. Для этого понадобилось два самолета! Он, должно быть, истратил около миллиона швейцарских франков.

На ярко-зеленых газонах у террасы первого этажа несколько часов подряд отчаянно кричат разбуженные шумом и вырвавшиеся из вольера знаменитые павлины – гордость нового дворца.

Весьма раздраженный и чувствуя, что этот прием не удался, Жозеф Авеноль весь вечер ворчит:

– Ах, если бы я только мог заставить их замолчать!

Французский делегат социалист Мариус Муте спокойно отвечает:

– У меня на родине в деревнях тоже есть собаки, которые воют по покойникам… Тут уж ничего не поделаешь!

* * *

Мюнхен, 25 сентября. Фюрер устраивает грандиозную встречу Муссолини, который от вокзала до города едет между двумя рядами бюстов римских императоров, преемником которых он себя выставляет.

Над большой площадью, где население приветствует дуче, доминирует вывешенная на высокой колонне гигантская буква М, его монограмма, обрамленная колоссальной короной.

Берлин, 27 сентября. Муссолини, стоя на переднем плане в роскошном открытом автомобиле, в котором Гитлер занимает место позади него, торжественно проезжает несколько километров от имперской канцелярии до Олимпийского стадиона.

Повсюду с крыш до тротуаров свисают гигантские германские и итальянские государственные флаги. Эмблемы в виде секиры и пучка прутьев (фасции – символ древнеримских легионов, взятый «на вооружение» итальянскими фашистами; от слова «фасция» и происходит слово фашизм, как обозначение единения «прутьев». – Примеч. ред.) и эмблемы рейха украшают сотни пилонов и колонн.