20 философов за 90 минут (каждый) - [42]

64

орному знанию. Итак, необходимость и строгая всеобщность суть верные признаки априорного знания и неразрывно связаны друг с другом. Од­нако, пользуясь этими признаками, подчас бы­вает легче обнаружить случайность суждения, чем эмпирическую ограниченность его, а иногда, на­оборот, более ясной бывает неограниченная все­общность, приписываемая нами суждению, чем необходимость его; поэтому полезно применять отдельно друг от друга эти критерии, из которых каждый безошибочен сам по себе.

Он продолжает блестящую демонстрацию глу­бины немецкой метафизики. Как всякое хорошее лекарство, этот текст следует принимать мед­ленно и несколъкораз — только тогда начинает про­являться его эффективное действие.

Нетрудно доказать, что человеческое знание действительно содержит такие необходимые и в строжайшем смысле всеобщие, стало быть, чис­тые априорные суждения. Если угодно найти при­мер из области наук, то стоит лишь указать на все

65

положения математики; если угодно найти при­мер из применения самого обыденного рассуд­ка, то этим может служить утверждение, что вся­кое изменение должно иметь причину; в после­днем суждении само понятие причины с такой очевидностью содержит понятие необходимости связи с действием и строгой всеобщности прави­ла, что оно совершенно сводилось бы на нет, если бы мы вздумали, как это делает Юм, выводить его из частого присоединения того, что происходит, к тому, что ему предшествует, и из возникающей отсюда привычки (следовательно, чисто субъек­тивной необходимости) связывать представления. Даже и не приводя подобных примеров в доказа­тельство действительности чистых априорных основоположений в нашем познании, можно доказать необходимость их для возможности са­мого опыта, т. е. доказать a priori. В самом деле, откуда же сам опыт мог бы заимствовать свою достоверность, если бы все правила, которым он следует, в свою очередь, также были эмпиричес­кими, стало быть, случайными, вследствие чего их вряд ли можно было бы считать первыми ос­новоположениями. Впрочем, здесь мы можем

66

довольствоваться тем, что указали как на факт на чистое применение нашей познавательной способности вместе с ее признаками. Однако не только в суждениях, но даже и в понятиях обна­руживается априорное происхождение некото­рых из них. Отбрасывайте постепенно от вашего эмпирического понятия тела все, что есть в нем эмпирического: цвет, твердость или мягкость, вес, непроницаемость; тогда все же останется пространство, которое тело (теперь уже совер­шенно исчезнувшее) занимало и которое вы не можете отбросить. Точно так же если вы отбро­сите от вашего эмпирического понятия какого угодно телесного или нетелесного объекта все свойства, известные вам из опыта, то все же вы не можете отнять у него то свойство, благодаря которому вы мыслите его как субстанцию или как нечто присоединенное к субстанции (хотя это понятие обладает большей определенностью, чем понятие объекта вообще). Поэтому вы дол­жны под давлением необходимости, с которой вам навязывается это понятие, признать, что оно a priori пребывает в нашей познавательной спо­собности.

67

«Критика чистого разума» (2-е издание), вве­дение, часть 2.

Здесь Кант объясняет понятие времени в соб­ственной философской системе:

Время не имеет объективной реальности; оно не признак, не субстанция, не отношение: оно есть чистое субъективное условие, необхо­димое по природе человеческого ума, который соотносит все наши чувства по некоторому за­кону, и есть чистая интуиция. Мы соотносим субстанции и их признаки единым образом, на основе их одновременности и последователь­ности, только через понятие времени.

Собрание сочинений в 8 т., т. 2.

Здесь Кант проводит различие между различ­ными видами радости. Отрывок взят из его эссе «Наблюдение над чувством возвышенного и прекрас­ного»:

68

Так как человек чувствует себя счастливым, лишь поскольку он удовлетворяет какую-либо склонность, то чувство, делающее его способ­ным испытывать большое удовлетворение, не нуждаясь при этом в исключительных талантах, имеет, конечно, немаловажное значение. Тучные люди, для которых самый остроумный автор –их повар, чьи изысканные произведения хранят­ся в их погребе, будут по поводу пошлой непри­стойности и плоской шутки испытывать такую же пылкую радость, как и та, которой гордятся люди более благородных чувств. Ленивый чело­век, любящий слушать чтение книги потому, что при этом можно прекрасно заснуть; купец, ко­торому все удовольствия кажутся глупыми, за исключением того, какое делец испытывает, ког­да он составляет смету своей торговой прибыли; тот, кто любит другой пол лишь в той мере, в которой причисляет его к предметам, годным для употребления; любитель охоты, охотится ли он за мухами, какДомициан, или за дикими живот­ными, как А. — у всех этих людей есть чувство, делающее их способными наслаждаться, каждо­го на свой лад.

69

Имеется преимущественно два вида тонкого чувства, которое мы хотим здесь рассмотреть: чув­ство возвышенного и чувство прекрасного. Оба чувства возбуждают приятное, но весьма разным образом. Вид гор, снежные вершины которых под­нимаются над облаками, изображение неистовой бури или описание ада у Мильтона вызывает удо­вольствие, связанное, однако, с некоторым стра­хом. Вид покрытых цветами лугов и долин с бегу­щими по ним ручьями и пасущимися на них ста­дами, описание рая или гомеровское изображение женских прелестей также вызывают приятное чув­ство, но радостное и веселое. Чтобы первое из упо­минаемых здесь впечатлений имело надлежащую