1996_2(2) - [6]
Так или иначе, политическая судьба Молотова, а также соучастников организованного Берией и Хрущевым убийства Сталина была решена в 1956 году.
Дискредитация Сталина имела целью не только деморализовать партию и советское общество. Раскол в мировом коммунистическом движении — тоже одна из задач ниспровергателей «сталинизма».
В этой связи представляет особенный интерес заключительная часть последней беседы Мао Цзэдуна с Хрущевым, посетившим (вместе с Булганиным) Пекин в августе 1958 года:
"…Решение ХХ съезда относительно культа Сталина вряд ли было обосновано… — начал Мао.
Хрущев отчеканил: Решение это не вызывает сомнений ни в нашей партии, ни в народе.
— Вы, естественно, вправе решать сами ваши внутренние вопросы. Но Сталин, его выдающаяся роль как вождя мирового революционного движения, в том числе китайского — такие проблемы следует решать с учетом международной взаимосвязи, а не односторонне, — продолжил Мао.
_ Сталин и сталинизм — явление, прежде всего национальное. Поэтому мы вправе выносить свое решение. И мы его вынесли, — «парировал» Хрущев.
Мао Цзэдун углублял полемику — Решение вынесли, но одностороннее по существу и самому подходу. Решали так, будто это — явление только местного значения, дело одной партии и страны…
Далее последний диалог Мао с советским руководством развивался следующим образом:
…Именно мы, — заявил Хрущев, — советские коммунисты должны были дать культу Сталина правильную оценку.
— Но не слишком ли поспешно и субъективно были принято решение об осуждении Сталина? Ведь ему принадлежит огромный вклад в коммунистическое движение во многих странах, в великое дело революции, в том числе в Китае. Разве допустимо все это отрицать или преуменьшать?
— …Вы говорите об огромном вкладе Сталина, но забываете его произвол, массовые жертвы, миллионы загубленных жизней…
— Не об этом речь. Кто во всем этом повинен — Сталин или не только он один — Вам лучше знать. Имя Сталина глубоко почитаемо во многих странах, он служил образцом убежденного революционера. Мы верили в него, в его учение, его опыт. И теперь все это перечеркивается. Мы рискуем потерять… авторитет коммунистов, потерять веру.
— Веру? А разве не было это заблуждением, обманом? Мы обязаны были обнажить ложь, раскрыть правду…
— Но Вашим решением осуждаются не только промахи и ошибки — кто от них застрахован? Вы, прежде никогда не возражавшие Сталину, ныне подвергли безоговорочному осуждению все, что связано с именем Сталина.
— Мы сказали правду!
— …Решение ХХ съезда крайне осложняет обстановку. При таком положении дел невозможно рассчитывать на нормальные отношения между нашими партиями!" (Подробнее см.: "Проблемы Дальнего Востока", 1990, N 1, с.124).
Примитивная риторика Хрущева не скрывает его стараний обострить советско-китайские отношения и побудить Китай и СССР к взаимной конфронтации. Впрочем, лицедейство Хрущева по отношению к Сталину проявилось и в том, например, что в 1957 году в докладе о 40-летии Октябрьской революции, в присутствии Мао Цзэдуна и руководителей других компартий, Хрущев говорил о Сталине иначе, чем в Пекине годом позже: "Критикуя неправильные стороны деятельности Сталина, партия будет бороться с теми, кто будет клеветать на Сталина, кто под видом критики культа личности извращенно изображает исторический период деятельности нашей партии, когда во главе Центрального Комитета стоял И.В. Сталин. Как преданный марксист-ленинец и стойкий революционер, Сталин займет должное место в истории".
Лицемерие и авантюризм Хрущева не имеют аналогов в мировой истории! И к такому выводу подводит и то, что говорил "тот же" Хрущев о Сталине накануне ХХII съезда КПСС (1961 г.), на котором хрущевцы разразились остервенелой бранью по адресу Сталина, а также Молотова и албанского лидера Э. Ходжи, отказавшегося, как и руководство КНР, следовать антисталинской истерии Кремля. В беседе с Чжоу Эньлаем, прибывшим на съезд, Хрущев, специально усугубляя раскол в международном революционном движении и между СССР и Китаем, "отзывался о Сталине с грубыми, площадными эпитетами: "Сталин — негодяй", "Сталин — идиот", "… — дурак", "… — палач" и т. п. Складывалось впечатление, что Хрущев ускорял советско-китайский разрыв" ("Новое время", 1993, N 2–3, с.40).
Ну, а повсеместное разрушение памятников Сталину и переименование городов, носящих его имя, «приуроченное» к ХХII съезду КПСС, подтверждают долгосрочные разрушительные цели хрущевской «команды». Китайская "Жэньминь жибао" подчеркивала (13.9.1963): "Борьба против пресловутого "культа личности" — гнусная политическая интрига… Выступая против Сталина, Хрущев фактически выступает против советского строя". А «Хунци», журнал ЦК Компартии Китая, уже после отставки Хрущева отмечал (1964, N 11): "Под предлогом "борьбы против культа личности Сталина" Хрущев самым злостным образом поносил вождя коммунистической партии СССР товарища Сталина. Выступая против Сталина, он выступал против научного коммунизма".
Вышеприведенные оценки в Китае не изменились: как отмечалось на собрании в Институте марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэдуна при ЦК Компартии Китая, посвященном 40-летию со дня кончины Сталина (5.3.1993), "дискредитация Сталина обусловила постепенное перерождение советского государства и ревизионистское разложение КПСС, что впоследствии привело к развалу КПСС и распаду СССР". Кстати, именно это предрекал Мао Цзэдун еще в начале 1960-х годов…
НЕРАСКРЫТЫЙ ПОТЕНЦИАЛСоветское обществоведение предпочитало на распределении не заостряться: было бы что распределять; главное — производство. И пока то, что производилось в стране, предназначалось для народа и до него доходило, в этом был свой резон. Но когда все, созданное целыми поколениями, вдруг очутилось в немногих руках или бесследно исчезло, стало очевидным, что и распределение заслуживает самого пристального внимания.
Автор благодарит за финансовую помощь в издании «Избранного» в двух томах депутатов Тюменской областной Думы Салмина А. П., Столярова В. А., генерального директора Открытого акционерного общества «Газснаб» Рябкова В. И. Второй том «Избранного» Станислава Ломакина представлен публицистическими, философскими, историческими, педагогическими статьями, опубликованными в разное время в книгах, журналах, научных сборниках. Основные мотивы публицистики – показ контраста между людьми, в период социального расслоения общества, противопоставление чистоты человеческих чувств бездушию и жестокости, где материальные интересы разрушают духовную субстанцию личности.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Осенью 1960 года в престижном женском колледже Рэдклифф — одной из «Семи сестер» Гарварда — открылась не имевшая аналогов в мире стипендиальная программа для… матерей. С этого момента Рэдклифф стал центром развития феминистского искусства и мысли, придав новый импульс движению за эмансипацию женщин в Америке. Книга Мэгги Доэрти рассказывает историю этого уникального проекта. В центре ее внимания — жизнь пяти стипендиаток колледжа, организовавших группу «Эквиваленты»: поэтесс Энн Секстон и Максин Кумин, писательницы Тилли Олсен, художницы Барбары Свон и скульптора Марианны Пинеды.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.