1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера? - [78]

Круг имевших каждодневный доступ к фюреру или – в случае отравления или заражения патогеном – к его близким, жилищу, собаке, личным вещам и пище мог, помимо высших партийных, государственных и военных чиновников, включать прислугу, поваров и сотрудников кухни, портных, врачей, ветеринаров, секретарей-стенографистов, связистов, офицеров ставки, личных пилотов и шофёров, охрану из числа солдат СС, адъютантов, друзей, близких к нему женщин, членов семьи и старых соратников по партии. Не будучи профессиональным «гитлероведом», я наверняка упускаю из виду кого-то ещё. Глубокое изучение распорядка дня и привычек фашистского диктатора, а также истории его практического участия в процедурах управления государством могло позволить советским агентам с высокой вероятностью предсказать шаги фюрера непосредственно перед началом вторжения и, соответственно, степень «гарантированности» его устранения. Например, если в момент начала войны предполагалось присутствие Гитлера в Растенбурге, то шанс на ликвидацию мог получить один из пилотов его «Кондора» или диверсанты, «оседлавшие» ведущую в нужный район Восточной Пруссии железную дорогу и готовые взорвать или расстрелять спецпоезд Amerika с фюрером и его свитой. До подобного плана ещё в XIX веке додумались, например, террористы-народовольцы. Несмотря на принятые меры предосторожности, вполне компетентную охрану и «любительский» статус покушавшихся, царя спасло только чудо. Для проведения подобной – по сути «войсковой» – операции, кстати, вполне могли пригодиться уже упоминавшиеся советские диверсанты, сосредоточенные в Берлине и его окрестностях накануне войны. К слову, по свидетельству историка Анны Нельсон, член «Красной капеллы» германский коммунист Джон Зиг с 1937 года занимал ответственную должность в Имперских железных дорогах и работал на ключевой берлинской станции «в самом сердце германской столицы, в нескольких кварталах от местонахождения нацистской верхушки» (см. «Red Orchestra», с. 95).

Если попробовать порассуждать на тему участия в операции «козырная карта» Канариса, то в голову приходит следующий сценарий. Будучи руководителем Абвера, адмирал должен был являться одним из первых высших военных, узнавших о начавшемся стратегическом сосредоточении ударной группировки Красной Армии на советско-германской границе. Судя по дневникам Гальдера, первые доклады военной разведки о возможных враждебных намерениях Советского Союза появились в начале апреля 1941 года. В мае, как свидетельствуют документы, приведённые И. Хофманом, первоначальные опасения Кейтеля и Йодля превратились в уверенность. Эта уверенность – по крайней мере частично – передалась и Гитлеру. Впрочем, я не знаю, разделял ли на этом этапе опасения упомянутых генералов сам Канарис. Во всяком случае, он не мог не прислушиваться к мнению других военачальников Вермахта (например, Гальдера – его товарища по антигитлеровскому заговору), которые в ту пору – а иногда и после войны – довольно скептически относились к способности Красной Армии вести успешные наступательные действия против Германии уже в 1941 году (в мирные намерения восточного соседа в долгосрочной перспективе никто из них, по-моему, не верил).

Также вполне возможно, что Канарис – как и многие другие в Германии и, судя по статьям в New York Times, в мире – считал военные приготовления СССР не подготовкой к наступлению, а ответом на явно агрессивное германское развёртывание. Это тем более возможно, учитывая что активная подготовка Вермахта и Красной Армии к нападению друг на друга началась практически одновременно – примерно в феврале 1941 года, когда Вермахт получил первые конкретные приказы по развёртыванию на востоке, а в СССР был принят и начал осуществляться мобплан «М-41». Иными словами, обеим сторонам было бы довольно трудно определить, кто именно «начал первым» и, соответственно, должен первым «отыграть назад». То же самое могли говорить немцам в ходе неформальных контактов и советские представители: «Да, готовимся, а что же вы хотели?..»

Следует отметить, что возможностей для подобных контактов имелось великое множество: обе страны по-прежнему считались чуть ли не союзниками и между ними осуществлялось широкомасштабное сотрудничество по многим линиям – военной, экономической, политической и разведывательной. Если же «постеснялись» сказать в лицо (в том числе и лично – на всевозможных дипломатических приёмах с участием в том числе высших политических и военных руководителей Рейха) – что ж, на это всегда имелись прикормленные нейтральные (и не очень) журналисты, способные в любой момент озвучить то, что было необходимо довести до желаемого адресата.

В какой-то момент Канарис вполне мог решиться пойти на прямой контакт с советскими спецслужбами и попробовать предотвратить военный конфликт между двумя странами, которого, как мы помним, он не хотел – несмотря на вполне справедливо приписываемые ему симпатии по отношению к Англии и ненависть к большевизму. Самый поздний срок для установления подобного контакта – это середина июня. 13 июня в Германии было обнародовано «миролюбивое» Заявление ТАСС, а уже 15 июня в