1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера? - [76]
Как побили «козырную карту»: версия автора
Сразу оговорюсь: обосновывая свою гипотезу, я был вынужден оперировать исключительно косвенными доказательствами. Вдобавок, мои предположения – это продукт рассуждений любителя. Мне наверняка не удалось избежать упущений, упрощений и ошибок, без которых, скорее всего, обошёлся бы профессиональный историк, занимающийся соответствующей тематикой много лет. Тем не менее, сейчас – спустя полтора года после первой несмелой догадки – я, несмотря на ещё остающиеся сомнения, всё же в гораздо большей степени склонен верить именно в своё объяснение загадочного спокойствия Сталина и его приближённых в ночь с 21 на 22 июня 1941 года.
Прежде всего, сейчас я практически полностью уверен в том, что у тогдашнего правителя Советского Союза (а возможно, и у его последователей в более поздний период) существовали тайные планы физического устранения политического и военного руководства той или иной страны, в отношении которой у большевиков имелись далеко идущие планы. Показательно в этом плане признание П. Судоплатова о готовившемся, но так и не состоявшемся покушении на Керенского. Его, напомню, должна была совершить группа боевиков-нелегалов, базировавшаяся в окрестностях Парижа. Главной же задачей советских диверсантов под руководством князя Гагарина являлось нанесение удара по штаб-квартире НАТО (тогда она находилась в Фонтенбло) в случае военного столкновения блока с СССР(« Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950-е годы», с. 523). Правда, Судоплатов использует при описании задачи группы эвфемизм – «уничтожение систем связи и тревоги в случае обострения ситуации или начала военных действий». Забыл он упомянуть и о том, что подобное мероприятие имело бы шансы на успех исключительно в случае внезапного нападения СССР на блок НАТО. Дело в том, что руководителей НАТО наверняка убивали бы не после начала войны – когда члены соответствующих командных и штабных структур военного блока оказались бы укрыты в надёжных и хорошо охраняемых подземных бункерах, а до её начала. По сути, одновременные теракты против десятков натовских генералов и полковников в собственных квартирах, домах и автомобилях и означали бы то самое «начало военных действий», являясь давно опробованным советско-гитлеровским вариантом «объявления» войны.
Важно отметить и то, что устранение авторитарного диктатора – гораздо более эффективное в плане немедленных последствий дело, чем ликвидация свободно избранного лидера. В странах с устоявшимися демократическими институтами существуют вполне прозрачные и часто неоднократно опробованные механизмы преемственности власти. Также в таких странах, как США, Великобритания и Франция, всегда имелся (и имеется) гораздо более глубокий «пул» кандидатов на высшую должность, чем в авторитарных странах, подобных фашистской Германии и коммунистическому СССР. Именно вследствие наличия большой, сильной и конкурентной национальной элиты смерть Рузвельта и убийство Кеннеди, несмотря на вызванный ими психологический шок, не привели к «тектоническим сдвигам» во внутренней или внешней политике США. На смену этим выдающимся государственным деятелям пришли пусть и менее харизматичные, но вполне компетентные люди. Диктаторы же, подобные Сталину и Гитлеру, обычно делают всё для устранения или изгнания возможных конкурентов. Если у Гитлера, по крайней мере, имелся официальный преемник – Герман Геринг, то о возможном сталинском «наследнике» вообще никто и никогда не слышал. Смерть советского вождя в 1953 году вызвала многомесячную ожесточённую борьбу за власть, увенчавшуюся расстрелом Берии и опалой Молотова, Маленкова и многих других «сталинских соколят». Уверен: смерть Гитлера накануне войны привела бы к тем же последствиям. Отпихивая, убивая и предавая друг друга, на вершину властной пирамиды пытались бы забраться не самые достойные, а самые подлые и беспринципные. В этом, собственно, и заключается суть (а также основная слабость) всех деспотий. Поэтому древняя восточная поговорка – «Бей по голове – остальное само развалится» – правдива именно в отношении режимов, базирующихся на власти и авторитете одного человека.
