1918: Очерки истории русской Гражданской войны - [26]
Поэтому на военном совете, собравшемся в тот же день по настоянию генерала Алексеева, было решено идти на Кубань.
Однако на следующий день, 26 февраля, в Ольгин скую прибыл со своим отрядом донской походный атаман генерал П. Х. Попов, который доложил, «что он с небольшим отрядом в общем около двух тысяч коней при двух конных батареях оставил Новочеркасск около часу дня 25 февраля, что большевики при выходе его из города уже в него входили…» Затем на предложение генерала Корнилова присоединиться с отрядом к Добровольческой армии генерал Попов просил первоначально выяснить дальнейшие намерения генерала Корнилова и направление движения Добровольческой армии, на что он, со своей стороны должен определенно заявить, что Донской отряд не может покинуть территорию Дона и что он считает, что отряду лучше всего, прикрываясь с севера Доном, который скоро станет труднопроходимым, переждать события в районе зимовников (поселки и хутора, к которым на зиму сгоняли табуны лошадей и скота), где много хлеба, фуража, лошадей, скота и повозок для обоза (курсив наш. – А. З.). Из этого района он мог бы развивать действия в любом направлении. Генерал Корнилов сказал, что он по соглашению с генералом Алексеевым предполагал двинуться по направлению к Екатеринодару, где имеются добровольческие формирования, и движением на Екатеринодар есть надежда заставить кубанское казачество подняться против большевиков, но что вследствие заявления генерала Попова он предлагает еще раз обсудить этот вопрос[79].
Генерал Алексеев вновь высказался за Екатеринодар, причем он свое мнение заключил словами: «В случае если сейчас полного успеха мы не добьемся, то Добровольческая армия во всяком случае будет в силах дойти до Кавказских гор, и там, если обстановка потребует, можно будет ее распустить»[80].
Генерал Лукомский попросил слова и сказал, что он должен «обратить внимание только на то, что уже теперь при нашей армии или, правильнее сказать, при нашем небольшом отряде более двухсот раненых и чрезмерно большой обоз с боевыми припасами и ружьями, которых бросить нельзя… Что при наступлении на Екатеринодар нам нужно будет два раза переходить через железную дорогу; в первый раз в районе ст. Кагальницкой, второй раз где-нибудь около ст. Сосыка. Что большевики, будучи отлично осведомлены о нашем движении, и тут и там преградят нам путь и подведут к месту боя бронепоезда… Наконец, что мы совершенно не осведомлены о том, что происходит на Кубани, возможно, что наш расчет на восстание кубанских казаков ошибочен и нас там встретят как врагов. Я высказал сомнение вследствие причин, мною изложенных, в правильности решения идти теперь прямо на Екатеринодар. Я высказал, что лучше всего поступить так, как предлагает походный атаман Донского Войска, т. е. пока перейти в район зимовников и в этом районе, прикрываясь с севера Доном и находясь в удалении от железных дорог, переформировать нашу армию, исправить и пополнить обоз, переменить конский состав и несколько отдохнуть. Я сказал, что большевики месяца два нам не будут страшны: они не посмеют оторваться от железной дороги. Если же рискнут на какую-нибудь против нас операцию, то будут разбиты. Месяца через два с новыми силами мы, в зависимости от обстановки, которая к тому времени выяснится, примем то или иное решение»[81].
С генералом Лукомским отчасти согласился и заменивший его с 15 февраля на посту начальника штаба Добровольческой армии генерал Романовский, который вы сказался за то, чтобы по пути в Екатеринодар постараться проделать в каком-либо районе все то, на что указал генерал Лукомский.
Наконец и генерал Корнилов стал на точку зрения генерала Лукомского, с той лишь разницей, что вместо района Сальских зимовников он выбирал район к западу от ст. Великокняжеской (Манычский район), который также богат лошадьми, скотом и хлебом, как и район северных (Сальских) зимовников.
Однако вечером 26 февраля вопрос о направлении движения Добровольческой армии вновь подвергся обсуждению. Генерал Корнилов в заключение заявил, что решения, принятого днем (движение в район западнее ст. Великокняжеской), он не меняет. Но что ко времени подхода армии к ст. Егорлыцкой (решено было первоначально идти туда, так как были сведения, что там в складах имеются артиллерийские припасы) выяснится, идти ли к ст. Великокняжеской или повернуть на Екатеринодар»[82].
Конный авангард Добровольческой армии (у Кагальницкой) получил распоряжение свернуть на восток (т. е. на Великокняжеское направление).
Генерал Деникин, оценивая обе точки зрения – движение на Кубань или выжидание в зимовниках, определенно склонялся к первой: «Помимо условий стратегических и политических, – пишет он, – это второе решение казалось весьма рискованным и по другим основаниям. Степной район, пригодный для мелких партизанских отрядов, представляет большие затруднения для жизни Добровольче ской армии с ее пятью тысячами ртов[83]. Зимовники, значительно удаленные друг от друга, не обладают ни достаточным числом жилых помещений, ни топливом. Располагаться в них можно было лишь мелкими частями, разбросанно, что при отсутствии технических средств связи до крайности затруднило бы управление. Степной район кроме зерна (немолотого), сена и скота не давал ничего для удовлетворения потребностей армии. Наконец, трудно было рассчитывать, чтобы большевики нас оставили в покое и не постарались уничтожить по частям распыленные отряды. На Кубани, наоборот, мы ожидали встретить не только богато обеспеченный край, но и в противоположность Дону сочувственное настроение, борющуюся власть и добровольческие силы, которые значительно преувеличивались молвой. Наконец, уцелевший от захвата большевиками центр власти – Екатеринодар давал, казалось, возможность начать новую большую организационную работу»
